Я опять принесла отрывок из "Претендентки". Что же меня так кроет-то, а?...
В душевой опять было пусто. Я бросила меч на скамейку для ожидающих, книжку Майра сунула повыше, чтобы не намокла в случае чего. Быстро, пока спазмы не вернулись, отыскала в дальнем углу палку от швабры, просунула её в ручку двери. Подумала, выбросила гнилую деревяшку и заперла дверь на меч. Включила воду в кабинках, чтобы заглушить остальные звуки.
В голове шумело и колотилось, в груди поселился комок из ржавых булавок. Я катала его туда-сюда по горлу, а он кололся. Нормальный симбиоз – энтомолог и булавки. У стены ещё валялся огрызок карандаша, я подняла его, попробовала рисовать на кафеле, но сразу поняла – не то. Жаль, тут поблизости не было склада – секции одиннадцать – икс, где хранились пишущие приспособления. Только я бы всё равно не успела в него заскочить до следующей судороги.
Я боялась, что свалюсь без сознания и раскрою голову об кафельный пол, потому пережидала приступ, стоя на коленях и почти не дыша. В свете запотевших неоновых ламп кафельная стена была передо мной, как холст. Шум в голове чуть поутих, разбавленный шумом воды из кранов. Как будто отодвинулась занавесь. Там, за шумом, в моей голове, хранилось прекрасное, великое древо. И оно просилось наружу.
- Ну давай. Как будто комарик укусит, - усмехнулась я самой себе и провела пальцем по лезвию меча.
Ствол дерева растёкся по кафелю, сразу сделался мохнатым от срывающихся капель крови. Я рисовала, судорожно высчитывала ветви и снова рисовала. Старалась не дышать, чтобы не спугнуть озарение. Руки тряслись так, что половина ветвей выходила пунктирной, но они тут же оживали и срастались. Узлы между ними прорастали тонкими ложноножками.
В затылке привычно ломило, в глазах привычно двоилось. Я рвалась через шум и полумрак, выхватывала кусочек за кусочком и изображала их на стене. Потухла одна из ламп – прямо над моей головой. Я заморгала, помотала головой, но тут же отшвырнула от себя мысль о ней и снова вцепилась в древо.
В дверь снаружи ударили. Ну вот и началось. Я коротко рассмеялась.
- Занято!
читать дальшеУдарили ещё раз. Была бы там ручка от швабры – она бы уже треснула, но меч держался молодцом.
- Давайте, - подумала я, - начинайте обещать мне следующий уровень, степень, почести и уважение. Пора уже.
Сил на то, чтобы произносить торжественные речи, не было, но я старалась думать их как можно громче. Стена под моими руками выгнулась линзой и толкнула меня на пол. Её колотило как в припадке, мелкие капли крови летели во все стороны, но древо уже вросло в стену корнями, оно уже оплетало ветвями верхние трубы. Сбросить его не получалось.
Я пробежалась к мечу – два шага туда, два шага обратно – порезала средний и безымянный пальцы. Знала, что не хватит. Но боли не было, только кровь. От усилий тошнило, словно я перетаскивала мешки с цементом, а я всего лишь рисовала на кафеле тонкие ветви. Выуживала их из темноты небытия и рисовала. Проверяла вероятности и рисовала.
И каждой новой ветвью дерево впивалось в кафель. Над моей головой оно распускалось такими соцветиями, просчитать которые я не смогла бы за целую жизнь. Оно вырастало само.
Комнату уродовали снаружи, как будто я сидела в картонной коробке, которую лупили молотком. С полка летела бетонная крошка. Она лезла в глаза, в рот. Забилась в судороге и потухла ещё одна лампа. Через щели в двери в душевую прорвался яркий свет. Я видела его, даже не оборачиваясь.
Они ничего не обещали в этот раз. Я подумала об этом мельком, когда переводила дыхание, сидя на полу. Ржавая вода поднялась до щиколоток и норовила влезть вверх по стене, наплевав на гравитацию. В тех местах, куда вода дотягивалась, кровавое дерево бледнело, но проступало снова, как только вода отступала. Ржавые ложноножки карабкались вверх по моим джинсам. Я не тратила время, чтобы сбрасывать их.
Лезьте, гады, пока можете. Недолго вам осталось.
- Всё, - сказал, наконец, динамик в коридоре, - ты труп. Ты мертвее всех мёртвых. Мы пожалели тебя в первый раз, но ты не оправдала ожиданий.
Разлетелась осколками последняя лампа. Я дорисовала в кромешной темноте, сидя на полу. Спина болела, постоянно вытянутые руки онемели. Последний узел я выводила уже в полубессознательном состоянии. Знала, что допишу и свалюсь. Дописала – и свалилась.
Я пришла в себя под стук капель. Раздражающий, отвратительный звук. Всё тело болело, одежда отсырела, и от холода меня колотила дрожь. Я попробовала подняться - ладони заскользили по влажному кафелю. Издалека слышался звук воды, стекающей по трубам.
Было темно. Но не так темно, как в кафельной могиле Совета. Темно, как в университете по ночам: из-за какого-нибудь угла обязательно светит аварийная лампа, и чья-нибудь дверь нет-нет и пропустит лучик фонарного света. Я села. На стене чернели ветви дерева. Они призрачно колыхались в спёртом воздухе. Мощные ветви оплели трубы под потолком и проткнули кафель у самого пола. Сухо потрескивали новые и новые побеги.
Мы жили в университете, где вечно на всём экономили: на еде, одежде и энтомологических булавках. И на свете. На свете мы экономили каждую секунду. Не приведи тебе великий Дарвин уйти из комнаты и оставить лампу включённой. Я привыкла читать в свете, просочившемся из соседней комнаты, я умела читать на ощупь.
Я поднялась и коснулась древа кончиками пальцев. У узлов были разборчиво выведены моей рукой имена и названия. Я скользила пальцами по ветвям.
Университет. Условный эволюционный предок университета. Все мы произошли от одного сумрачного вида студента, который явился в высокое здание с колоннами. Текло время, шагала эволюция, и хмурый, не выспавшийся студент превратился в странного человека в белом халате. Человек улыбался невпопад, налетал на углы и двери, и его пальцы всегда были в чернилах.
Потом появился научный руководитель. Он держался уверенно и носил очки. В очках жили янтарные огоньки, прожигающие насквозь. Сначала был студент… нет, это другая ветвь. Тот же хмурый старшекурсник, снова – человек в белом халате, и вот его халат чернеет. На лоб человека набегают мрачные морщины. Его рот кривит злая усмешка. Его волосы седеют, но нет янтарный огоньков, ни в очках – ни внутри.
В руках его – меч. Он усмехается и замахивается. Это Чёрный Оппонент. Он смотрит на меня с конца ветви, а я рада – рада, что он не настоящий, только изображение. Он больше не сможет меня достать.
Ещё одна ветвь. Вначале был университет. Его люди таяли и исчезали. Его коридоры заполняла пыль. Падала штукатурка со стен. Книги в библиотеке рассыпались прахом. Колонны ещё держали его каменное тело, но хаос уже рушил всё, что внутри. Внутри него родилось чудовище – огромное тело гусеницы, безглазая уродливая морда и челюсти, перемалывающие стены и лестницы.
Так появилось чудовище хаоса, и я помнила, как это бывает. У меня затряслись пальцы, соскользнули с кровавых букв. Я уже поняла, что будет дальше. Чудовище пожирало университет изнутри и росло, и само становилось им. Огромным и пустым. Когда оно наелось, оно завернулось в каменный кокон и принялось ждать. Придёт время, сформируются новые ткани, и новое тело хаоса вырвется из оболочки.
Сначала куколке требуется покой и еда. Много запасных веществ, чтобы пережить плохую погоду. Но солнце скоро взойдёт. Оно уже почти взошло.
Я отступила от стены. Пальцы всё ещё дрожали.
Так, Туман, главное - не истерить. Думать, спокойно, как будто не сидишь в огромном коконе в роли продовольственных запасов. Просто принять решение.
Глупо было бы надеяться, что Совет спустит мне с рук то, что я натворила. Нет, они видели всё, они всё понимают. Они стояли под дверью, когда я рисовала дерево. Они стучали в стены и гасили лампы. И сейчас нет ничего проще и правильнее, чем уничтожить меня, пока я не навела в каменном коконе ещё больше шороха.
Я выдернула меч из дверной ручки – дверь тяжело приоткрылась. За ней светли тусклые лампы, и ничего больше. Держа меч наизготовку, я кралась до поворота.
Ничего. И в соседнем коридоре, и на лестнице. И по дороге вверх мне попались только парочка сонных сквозняков. Университет замер и немного подрагивал, как раскалённый воздух перед бурей.
Я вышла на площадку перед деканатом. Постояла в свете лампы. Внимательно осмотрела доску объявлений: ничего нового. Там распростёрлось выцветшее прошлогоднее расписание, и в углу примостился клочок бумаги с выведенным синими чернилами: «Пересдача по свободнорадикальным процессам состоится…»
За моей спиной хлопнула дверь. Не оглядываясь, я рванула в полумрак за колонной, и только потом выглянула. Из кафедры вышла Аша, постояла на пороге, потянулась обеими руками. Я бросилась к ней, позабыв про осторожность, схватилась за протянутую руку.
- Ты здесь! Я так рада, что с тобой всё хорошо.
- Ей, только не задуши меня на радостях. Ты чего такая взъерошенная, как будто чудовище увидела?
Я выпустила её пальцы. Надо было сказать. А слова никак не собирались в подходящий вопль. Я перебирала их, стоя под Ашиным взглядом. Сначала испытывающим, потом насмешливым, потом удивлённым. И выдала, наконец:
- Понимаешь, это не университет.
Аша выдохнула, как будто услышала как раз то, что и собиралась услышать.
- Туман, опять ты за своё. Ну чего тебе неймётся, а? Галка, иди сюда. Может, тебя она послушает.
Они выступили против меня вдвоём, и это, конечно же, было нечестно, но разве могло случиться по-другому? Галка скрестил на груди руки, продемонстрировал белые манжеты рубашки, выглядывающие из-под свитера.
- Ты не переживай, - сказал он, - скоро вывесят объявление о защите. Нужно только подождать.
- Это не университет. – Я отчётливо ощущала, что стою спиной к лестнице и тёмному коридору. И тишина оттуда тянет ко мне ложноножки, дышит в затылок, щекочет пятки тонкими пальцами сквозняков. – И не будет никакого объявления. Совет заманил нас сюда, чтобы прокормить своё чудовище хаоса. Когда бабочка выйдет из кокона, она нас сожрёт, вот и вся защита.
Аша с Галкой переглянулись.
- Пожалуйста, - прохрипела я, не в силах больше выдерживать их безмолвные разговоры, - поверьте мне хоть раз. Я же верила вам, когда мы шли в запретную секцию. Я никогда вам не врала.
Галка, ни на кого больше не глядя, мотнул головой в сторону кафедры, и сам первый скрылся за дверью.
***
Не существовало того Совета, который признал Сю почётной книгоношей, в который Чук сбежал, чудесным образом выскользнув из запертой кафедры. Не было Совета, который вывешивал объявление в углу доски перед деканатом: «Уважаемые коллеги, с превеликой радостью сообщаем, что защита состоится…»
В тот вечер впервые за много лет Шеф попытался напиться. Он заперся в кабинете, распахнул друг за другом дверцы всех шкафов. В самом дальнем, за стопками пыльных монографий нашлась выделенная на нужды кафедры бутылка с выдохшимся спиртом. Шеф налил его прямо в чайную чашку, глотнул – как вода.
Не было больше Совета. Его люди растворились в темноте, и Совет сожрало чудовище хаоса. И не нашлось героя, чтобы убить чудовище.
- Так я не поняла, они прошли испытания или не прошли? – сказала Сю, сидя по другую сторону деканатовского стола.
Бедная Сю в своём белом халате. Бедная Сю со взъерошенными волосами и почти погасшими янтарными огоньками в прямоугольных очках. С чернилами на пальцах, с подрагивающей нижней губой. Бедная Сю, которая почти не изменилась с тех пор, как сама вернулась из Совета. Она так и не поняла, или же не захотела понять.
Совета больше нет.
То ли спирт и правда выдохся, то ли не в спирте было дело, мир вокруг никак не терял болезненной яркости. Шеф расстегнул пуговицы пиджака, потом снял его и бросил на стул в углу. Потом дёрнул верхнюю пуговицу рубашки.
Шкафы кренились в его сторону, размахивали дверцами. Потолок прогибался и подтекал чёрной жижей. Лужица воды уже натекла рядом с настольной лампы. Шеф неосторожно влез в неё рукавом, поморщился.
- Так я не поняла, они что, уменьшили количество заданий? – В деканатской темноте Сю беспомощно цеплялась за его рукав.
Бедная Сю – чернила на пальцах – совсем она не изменилась. Это всё ещё та девчонка, которая плакала под доской объявлений, потому что объявление о её защите всё никак не появлялось. Полковник тогда старательно отращивал бороду, он всерьёз полагал, что с бородой на защите будет смотреться куда внушительнее.
Они так и не поняли, что дело совсем не в заданиях. Просто Совета, который они помнят, больше не существует. И, казалось бы, причём тут чудовища?
Шеф поднялся, тяжело опираясь ладонями на край стола, прошёл от стены к стене. Вот жёсткий диванчик, здесь два года назад обитала Туман, после того как утопила проректора в формалине, и сама здорово нахлебалась тогда. Шеф уже боялся, что она не отойдёт. Но нет, открыла глаза, запуталась в старом одеяле.
- Тут не потянешь даже ты, - сказал Шеф, - и я ничем не смогу тебе помочь.
- Я тебя люблю, - сказал Шеф. – Только ты никогда об этом не узнаешь. И всегда будешь считать, что старый маразматик услал тебя подальше, потому что не хотел лишних проблем.
Он протянул руку, погладил клетчатый ворс. Одеяло под пальцами Шефа осыпалось трухой.