понедельник, 09 января 2012
читать дальшеПетербург-69. Дети закрытого города
Всему моему «А»-классу посвящается.
Только прошу, не воспринимайте это серьёзно,
Всё-таки здесь слишком много выдумки.
Пролог
09 октября данного года
Ранним утром город светился желтыми фонарями над трассой. Вета плотно закрыла за собой кухонную дверь и поставила на плиту чайник. Заглянула в холодильник – там нашлась только початая банка сгущёнки.
Не включая света, она уселась на холодный табурет, ждать, когда закипит чайник. Поджала замёрзшие ноги и натянула на колени подол ночной рубашки, а теплее всё равно не стало. Остывший за ночь город безразлично смотрел на неё через забрызганное мокрым снегом стекло. Мигали красные цифры электронных часов, им тоже было всё равно.
Забулькала вода в чайнике, Вета выключила газ и налила кипятка в кружку. Очередная кружка чая очередным утром. Здравствуй, Петербург-69.
Открылась дверь, и на пороге возник Мир – всклокоченный после сна, в расстёгнутой рубашке и мятых брюках. Опустился на второй табурет и ничего не спросил. Обжигая губы, Вета отпила из кружки. Мокрый снег бился в окно и оседал на распахнутой форточке.
- Всё равно ничего нельзя было изменить, - сказала она самой себе. – Правильного ответа не было. Было два неправильных.
На столе заветривались остатки сгущёнки и стыла воткнутая в них чайная ложка. Мир пошевелился за спиной Веты. Наверное, как обычно, подпёр рукой щёку, зевнул.
- Жалеешь?
Она молча пожала плечами. Холодный ветер дул по поджатым ногам. По трассе изредка проносились машины, освещая жёлтыми фарами сырой асфальт. Светлело на востоке небо, будто бы разбавляли водой густую серую краску. Из утреннего тумана выплывали новостройки – высотки за сосновой рощей.
- Какая разница, - отозвалась, наконец, Вета. – Я уже выбрала.
За окном просыпался Петербург, закрытый город, странно распорядившийся судьбами своих жителей.
-Мой любимый Город, который сломал мне жизнь, - сказала Вета, бултыхая в кружке последним глотком чая.
Глава 1. Отпусти
20 августа данного года
Не хотела она никаких истерик. Вета пришла и положила на стол пачку документов в новенькой белоснежной папке с надписью «Дело», тщательно завязанную, помеченную только числовым кодом – и всё. Она сказала:
- Всё уже решено, я уезжаю.
Тётя заплакала.
У неё была особая манера плакать – красивыми крупными слезами, всегда вовремя, всегда с причитаниями строго по делу.
- Уезжает она. Ну как же так? Как же? Тебя в аспирантуру берут, мы договорились. Ты с научным руководителем поговорила? А матери? Матери ты это уже рассказала?
Вета одной рукой расстегнула плащ, дёрнула пояс и шумно выдохнула. Она, оказывается, всё ещё сжимала ручку, которой ставила подпись – так и в автобусе ехала, всю дорогу.
- Нет. Сегодня поеду и расскажу. Давай без истерик.
Она ушла в зал, а тётя осталась плакать на кухне, перед тихо бормочущим телевизором. Там пахло обедом, но Вете не хотелось есть. Сегодня утром, сидя на кухне за чашкой пустого чая она дала себе обещание ничего не есть, пока не решит все вопросы. Потому что ждать становилось уже невозможно.
Вопросы она ещё не решила, а значит, и есть было нельзя. Вета постоянно устанавливала дурацкие правила.
Она бросила сумку на диван и подошла к зеркалу, позволив себе на сегодня только одну слабость – ещё раз посмотреться в зеркало. Она выцвела за эти последние дни, поблекла. Распущенные волосы казались соломой, хоть были только вчера вымыты. Косметика слоями сходила с лица.
Вета не замечала за собой такого даже перед защитой дипломной работы. Даже когда впопыхах дописывала её, совершенно переставая соображать, что и как делает. Хотя одногруппниц трясло от одной только мысли, что придётся выйти перед комиссией и внятно произнести: «Методы микробиологического тестирования…» Тьфу.
Сейчас осень красила бульвары в рыжий, а в университете творилась суета. Будущие аспиранты носились с документами, преподаватели привычно нервничали и боролись друг с другом из-за мест. Но Вету всё это нисколько не волновало, потому что она уезжала.
Совсем скоро.
Она опёрлась рукой на стену, закрыла глаза и досчитала до десяти. Чтобы вернуться в кухню, в которой плакала тётя, ей нужны были силы. Чтобы ещё раз сказать ей, что возврата назад больше нет.
Но тётя сама появилась в дверном проёме, чуть прикрытом шторкой из цветных стеклянных палочек.
- Веточка, ну как же так, а Милене Игоревне ты уже сказала? Милене Игоревне. Она-то тебе что ответила?
Вета одёрнула юбку, чтобы та целомудренно прикрыла колени, застегнула пуговицу на белой рубашке и только потом подняла глаза.
- Сегодня скажу. Сейчас пойду забирать документы из аспирантуры и ей заодно скажу, - спокойно, как могла, вздохнула она. Дело-то было давно решённое. Записанное утром, за чашкой пустого чая, в новенький блокнот и ещё не вычеркнутое.
А сердце всё равно больно ёкнуло. Разговор с научной руководительницей гильотиной маячил на горизонте. Хорошо бы в лаборатории никого не было! Она позвонила бы Милене Игоревне потом, уже перед самым отъездом. Прямо с подножки поезда. А может быть, и позже.
- Ты скажи ей, может, она тебе место на следующий год оставит? – Тётя обречённо взмахнула рукой, стирая со щеки последнюю слезу. – Ой, какое ещё место. Там знаешь, какой конкурс. А ты её и так подвела, у неё теперь из-за тебя и так место отнимут.
Она развернулась и ушла на кухню. По дороге только хлопнула ладонью по дребезжащему холодильнику и снова горестно вздохнула – так жалко было пропадающее место.
Вета бездумно протёрла губкой пыльные туфли, попутно отмечая, что зря – на улицах, на асфальтовых дорогах ветер поднимал целые песчаные бури. Конец лета стучался в окна сорванными листьями.
- Не нужно мне никакое место, - запоздало ответила она тёте, и та глянула на неё поверх больших очков. Большими беспомощными глазами. – Я сюда больше не вернусь.
Здесь каждый поворот дороги был наполнен её воспоминаниями – опостылевшими, кислыми на вкус, скрипящими песком на зубах. Вета закрывала глаза, пока ехала в автобусе, и слушала тишину в наушниках. Батарейка в плеере села ещё утром.
Сосновые пролески провожали её шорохом в открытые окна. Автобус дошёл до конечной остановки почти пустой. Водитель курил в окно, но вонючий дым долетал и до Веты. Она терпеливо вдыхала, хоть другой раз сошла бы на первой же остановке. Вета не любила компромиссов.
- Конечная…
Она вышла у университетского двора, до отказа забитого пёстрой толпой и протиснулась ко входу.
- Куда? – поинтересовался седой охранник, потому что Вета по старой привычке не вынимала из сумки пропуска. Раньше она ходила со значком, приколотым к пиджаку, и в университетские здания её пускали безо всяких проблем.
Она не глядя сунула руку в карман и достала розовую картонку пропуска – Ми похлопотала и добыла. Охранник отвернулся от неё, и Вета вошла. Возле отдела аспирантуры уже собралась приличная очередь – сегодня был предпоследний день подачи документов, и об этом красноречиво заявляло объявление, приколотое тут же.
- Я забрать, - буркнула она серьёзным физикам, прижавшимся к самой двери, и дёрнула её на себя.
В крошечной комнатке за заваленным бумагами столом документы принимала всё та же женщина, что и у Веты, - полная и в тяжёлых очках. Она мутным взглядом окинула нежданную гостью. С другой стороны её стола примостилась будущая аспирантка – тощая, но тоже в очках, и, сгорбившись, дописывала что-то в заявлении.
- Девушка, вы можете подождать за дверью? – рыкнула приёмщица.
Вета шагнула к середине комнаты и оказалась как раз под жёлтой лампой. По шее потекла противная капля пота.
- Я забрать.
- Девушка, очередь!
- Я забрать документы.
Тощая будущая аспирантка глянула на неё затравлено, словно проверила, не ослышалась ли. И снова уткнулась в писанину.
- Фамилия? – вздохнула женщина, обречённо разворачиваясь к подоконнику, заваленному папками без завязок.
- Потёмкина, - выдохнула Вета, судорожно сжимая пальцы на ручках сумки. Тощая аспирантка казалась ей счастливой. Самой счастливой в мире, и беззаботной, и удачливой. А вот Вета не могла так просто – просто жить.
Она уезжала.
На стол шлёпнулась папка, серая, и несколько проштампованных бланков выскользнули на лакированную столешницу.
- До свидания, - зачем-то сказала Вета и, собрав бумаги в кучу, вышла за двери.
Задушенные знаниями физики проводили её, все, как один, непонимающими взглядами, и Вета еда не поскользнулась на мраморном полу. Всё из-за их взглядов, как пить дать.
Шумела развесёлая толпа у колонн университета, вился сигаретный дым, и краснели на клумбах пионы – они всегда зацветали ближе к началу занятий. Вета вдохнула холодного воздуху, искренне надеясь, что вот теперь-то правда станет легче. К груди она прижала папку с ненужными уже документами.
Выбросить бы их тут же, в урну, но она не выпускала папку из онемевших пальцев. В толпе мелькнула знакомая синяя куртка – и знакомая улыбка с ямочками на щеках. И Вета поняла, что спрятаться уже не успеет. Ми вывернула из-за колонны и подлетела к ней.
- Веточка, зайка, я договорилась. У тебя будет повышенная стипендия, факультетская. Я и у декана уже подписала. Ой, а что это у тебя?
Она потянула на себя уголок папки.
- Вета, это что?
Она выпустила – пальцы сами собой разжались, и Ми, конечно же, всё увидела. И карандашную надпись на папке, и Ветины трясущиеся коленки. И всё поняла.
- Вета, как же так? Вета, а? – Секунду она ждала ответа, но та молчала и прятала взгляд в проходящих мимо людях. Они уж точно были счастливее её. И счастливее, и беззаботнее, и удачливее в сто раз. Только самая настоящая неудачница могла на крыльце университета столкнуться с Ми. – Эх ты!
Она побежала к дверям и оттуда, обернувшись, с досадой уже выкрикнула:
- Эх ты! А я у декана уже подписала.
Она скрылась за тяжёлыми дверями, за сизым дымом, а Вета, вместо того, чтобы ощутить облегчение, подумала, что умирает. Она оборвала за собой все ниточки не тогда, когда забрала документы у толстой тётеньки, а когда в закрывающуюся дверь Ми крикнула: «Эх ты!».
У неё было готово много аргументов в свою защиту, громких слов, но все они почти ничего не значили рядом с этим веским «эх». Вета оторвалась от стены и побрела вниз по ступенькам. За колонной ей почудился ещё один до дрожи в пальцах знакомый силуэт. Она тряхнула головой.
Нет, не он. Да и не понятно, что тут делать Андрею. Но с губ всё-таки сорвался вздох облегчения. С кем - с кем, а с ним она сталкиваться не хотела бы точно.
В какой-то из весенних вечеров.
Они вместе стояли под накрапывающим дождём, и никто не хотел начинать разговор первым. Шли автобусы, всё чужие и озарённые тёплым светом.
- Ну ладно, - сказала Вета, сунув замёрзшие ладони поглубже в карманы пальто. Там она нащупала крошечную дырку в подкладке и окончательно посерьёзнела. – У твоего друга плохая девушка. Но я-то не пью, не курю, заканчиваю университет. Чего ты недоволен постоянно?
Бежала за ним пол остановки от университета, вспоминая по дороге пошловатое девичье стихотворение типа «ждала – пришёл – любила – забыла», а потом схватила его за рукав – надоело бежать. Рукав он выдернул, и Вета даже обрадовалась – можно сунуть в карманы задубевшие пальцы.
- Слушай, так и будешь убегать, как в ногу подстреленный? Я тебя час прождала.
- Ну да, час таращилась на каких-то парней, - Андрей всеми силами изобразил отвращение – уголки губ поползли вниз. – Ты себя в зеркале вообще видела? Пальто расстёгнуто, юбка короткая, сапоги до колен. Я пошёл, короче.
Он секунду помедлил, дожидаясь, видно, когда Вета опять схватит его за рукав куртки, но она не собиралась ещё раз проскрести ногтями по потрескавшейся чёрной коже. Подкатил автобус – идущий совсем в другую сторону – и Андрей запрыгнул в него следом за двумя парнями очень делового вида. На остановке разом стало пусто. Жёлтый фонарь отражался в мокром асфальте: дождь разошёлся, как девица на похоронах.
Вета пошевелила пальцами в карманах – они пусть медленно, но отогревались. Жалко было только пальто: шерстяное и ужасно фирменное, оно наверняка потеряет форму он такой незапланированной стирки. Вета украдкой глянула на небо - кислотные дожди, городская осень – и зашагала прочь от остановки и от поднадоевшего за день здания университета.
В такие дни она забиралась в первый попавшийся автобус – потому что здесь каждый вёз её до дома – и замирала у заднего поручня, уткнувшись лбом в стекло. Кондуктор обычно не цеплялся, завидев проездной. Если вдруг находилось незанятое место, Вета падала на него и доставала плеер. Это было привычно настолько, что она даже не чувствовала вкуса музыки. Хотя после целого дня в лаборатории батарейка в плеере могла и сесть – тогда Вета слушала по наушникам тишину, замечая подвох только ближе к дому.
Но сегодня есть не хотелось: в лаборатории нашёлся пакетик растворимого пюре, да и мытьё пробирок она оставила до завтра, значит – почти выходной. Андрей обещал встретить её вечером, поэтому Вета ещё и красила ресницы, вызывая бурю эмоций у напарника по эксперименту. Она же не знала, что прождёт Андрея, прислонившись к колонне, час.
А потом ненароком оглянется назад, и увидит там его, сгорбившегося и с гадкой гримасой на лице – уголки губ опущены вниз, как будто вместо собственной девушки он увидел отвратительную плесень на колонне.
- Ты смотришь на тех парней? Ну-ну, давай дальше, а я пошёл.
Видно, с работы его опять увольняют. Вета мельком глянула на группу молодых людей, предоставленных самим себе и горячительным напиткам, и пошла следом за Андреем. Не в лабораторию же ей обратно тащиться.
Всё то же 20-е число всё того же августа
Пригород встретил её ветром в лицо и скрипом песка на зубах. Электричка выплюнула своих пассажиров на платформу и, трубно прогудев, скрылась за лесом.
Здесь было много сосен и мало хороших дорог. Перекинув сумку через плечо, Вета зашагала через песчаные барханы, поросшие редким леском. Она родилась и выросла в пригороде, но никогда его не любила.
Зимой здесь оказалось слишком холодно и пустынно, летом – жарко и людно, а в межсезонье дороги развозило так, что пара машин до сих пор оставались на тех самых местах, где застряли годы назад. Их каркасы ржавели под дождём.
По привычке она хотела купить хлеба, но в магазине не было света, и торговали прямо со стола, выставленного на крыльцо. А перед ним собралась большая очередь – Вета не стала дожидаться.
Через дорогу уже показался её дом. Старый, деревянный, с внешней лестницей на второй этаж, он скрипел на ветру, скособоченный, как старик. Полуслепой дедушка-сосед курил, сидя на лавке возле своей двери.
- Здравствуйте, - крикнула ему Вета и взялась за шаткие перила.
Он сощурился в её сторону.
- Не вижу, кто это. Катя, ты?
- Её дочка, - вздохнула Вета и, не прислушиваясь больше к его бормотанию, пошла вверх по скрипящим на все голоса ступенькам.
Задребезжал флюгер-петух на крыше и повернулся к ней хвостом.
- Вот так всегда – одна сплошная задница, а не жизнь, - проворчала она, заправляя за уши всклокоченные ветром пряди.
Крики из дома она уже услышала. Правда, приглушённые, доносящиеся из самой дальней комнаты, но злобные, как и всегда.
Вета постучала так, что задребезжали стёкла в окнах прихожей – ноль реакции. Пришлось искать в сумке ключи, под толстой пачкой документов, за ненадобностью сложенных вчетверо, под расчёской и старенькой губной помадой – вдруг обнаружилось, что у неё давно потерялся колпачок.
Ключи нашлись и тяжело легли в ладонь, целая связка: от тётиной квартиры, от родительского дома, от лаборатории и кладовки, и ещё от сарая тут же – давно пора выбросить, а всё рука не поднималась.
- Ей, я приехала, - привычно оповестила она, бросая сумку под зеркало, и – туда же – ключи.
На истёртом ковре в прихожей валялась отцовская куртка, из карманов которой высыпались сигареты и спички, и ещё какая-то коричневая труха. Вета брезгливо обошла её по кругу.
- Вот и давай-давай! – послышался из кухни мамин голос. Следом за этим бахнуло об пол – и разлетелась на куски тарелка. – Чего тянешь-то?
- Пусти-и-и, - тоненько завизжал отец.
Вета на ходу захлопнула вечно отходящую дверцу шкафа и вошла на кухню. Здесь стекло в двери разлетелось в дребезги – уже третье с зимы, и на полу валялся «снаряд» - старенькая кружка с вишенками, на удивление целая, даже без сколов по краям. По осколкам вышагивала мама в хозяйских тапочках.
- Давай уже, хватит людей смешить. – Она упёрла руки в бока.
Вета подняла кружку и остановилась в дверном проёме. Распущенный пояс плаща тянулся почти до самого пола и грозил вывалиться.
Отец стоял одной ногой на подоконнике, а другая его нога повисла в воздухе. На большой крюк, вбитый в потолок для тяжёлой люстры, была привязана верёвка, которая и обхватывала его шею. Сильно, как будто. Нога, повисшая в воздухе, дёргалась, пытаясь найти опору. Но напрасно – табурет давно лежал на полу. Отец тоненько голосил, закатывая глаза к небу.
- Табуретку подай. Табуретку!
- Мама, - напомнила о своём появлении Вета. Она могла стоять у дверного косяка хоть до самого вечера, но желудок уже давал о себе знать утробным бурчанием. Правило оно не соблюла: никаких сил уже не было на дурацкие правила.
- Ой! – мама оглянулась и сразу стала растерянной. Вытянутые рукава кофты, связанные на поясе, грустно закачались. – Ты приехала? А я думала, ты заниматься будешь.
Вета молча подняла с пола табуретку, кружку вернула в раковину и ушла в прихожую – за веником и совком. Там по ногам побежал сквозняк из щели под дверью.
Она вспомнила, что так и не смыла с лица хрустящую пыль. Но в ванной из крана пошла ржавая жижа вместо воды. Вета опёрлась рукой о бортик раковины и прислушалась к тому, как за стеной родители выясняют, кто больше виноват в том, что дочка расстроилась.
Сказать им сейчас или потом, когда успокоятся?
Она подняла голову и опять посмотрела в зеркало. Из-за жёлтого света лицо казалось совсем страшным и бездвижным, как будто восковым. Вета попыталась улыбнуться – получился угрожающий оскал.
В дверь робко постучали.
- Кушать будешь?
- Да, мам.
- Коля! – протяжно разнеслось по коридору. – Сходи за хлебом, хоть какая-то от тебя польза будет.
За окном уже совсем стемнело, соседние крыши скользко блестели от дождя, а внизу хлопали двери, отчего весь старый дом содрогался.
- Я уезжаю. Через три дня, - сказала Вета, поставив кружку точно в центр квадратика на клетчатой скатёрке, прожженной в одном месте, а в другом – надрезанной ножом.
- Так ты уже решила, - не глядя на неё, мама выводила узоры на запотевшем окне. Рисовала дивные, нездешние цветы.
- Да, и документы уже пришли. Меня берут.
- Ну, раз ты решила.
В соседней комнате телевизор монотонно зудел голосом диктора. Вета раздражённо обернулась не дверь, но вспомнила, что стекло в ней разбито, и закрываться совсем нет смысла.
- Я не буду тебя держать. В конце концов, сколько можно тебя держать, - сказала мама, подцепив со стола чашку. Груда посуды в раковине стала чуть больше. – Туда хотя бы письма доходят? И позвонить можно?
Она включила воду, и её шум сразу перекрыл и бормотание диктора, и шорох дождя за окном, и то, как сильно колотилось сердце Веты. Она вдруг поняла, что не знает ответов на такие простые вопросы.
Это как утро экзамена – кажется, что знаешь всё и готов ответить, а первый же вопрос ставит тебя в тупик.
- Не знаю, я потом выясню. Раз в год можно уезжать в гости к родным.
- Понятно.
Громыхала посуда, а Вета, прислонившись спиной к подоконнику, чувствовала, как бежит на тоненьких лапках сквозняк. По плечам, потом по спине и вниз, к коленям.
- Я туда не перееду, - сказала мама, дёрнувшись, словно желая повернуться.
Вета поковыряла утеплитель в щелях рамы, серая пыль осела на пальцы.
- Я знаю.
За окном загудело, и старый дом снова дрогнул – мимо посёлка неслась ночная электричка. Она вернула Вете тоскливое чувство расставания и тихую радость, остатки которой едва-едва теплились в душе, убитые метаниями последних дней.
Глава 2. Город без голоса
23 августа данного года
Девочки из группы узнали обо всём, но позвонила только рыжая конопатая Мирка, которой вечно до всего было дело. Она долго сопела в трубку, выдумывая фальшивые поводы для разговора.
- А ты не знаешь, Милена Игоревна сегодня будет в университете? Мне надо у неё кое-что спросить.
- Не знаю, - выдавила Вета, ковыряя обои на стене.
В прихожей тётиной квартиры уже громоздилась её сумка, застёгнутая через силу, но, если вдуматься – не такой уж большой багаж в новую жизнь.
- А в секретарь в деканате теперь новая, да?
Обои были розовые в выцветший цветочек. В зеркале на противоположной стене отражался её сгорбленный силуэт – Вета сидела в углу прихожей, спиной привалившись к тумбочке, и край вязаной салфетки щекотал ей шею.
- Я понятия не имею.
- А правда, что ты уезжаешь в закрытый город? – выпалила Мирка на одном дыхании, как будто боялась забыть и не договорить вовсе.
Вета полюбовалась в зеркале на свою кривую ухмылку. Что самое вдохновляющее в этом отъезде – и Мирка, и Ми, и все остальные будут судачить, но их сплетни раз и навсегда окажутся очень далеко от Веты.
- Да.
- Ой, а я так рада за тебя. Слушай, ты первая из нашей группы нашла хорошую работу. Платят прилично, наверное, да? И квартиру сразу дадут. Ты приезжай потом, расскажешь, что да как. – Она приглушённо захихикала, словно прикрыла телефонную трубку.
- Обязательно расскажу.
- Слушай, а ещё можно спросить?
- Извини, я спешу. Нужно собирать вещи, сама понимаешь, - хладнокровно оборвала её Вета и, не расслышав слов прощания, положила трубку. Хватит на сегодня откровений.
Хоть дел у неё не было, а последний день в пыльном августе тянулся утомительно и бесполезно. За глупыми воспоминаниями и телефонными звонками. Вета перебирала старые тетрадки и складывала их в большую коробку из кладовки – пусть пылятся.
Под руки попался выпускной университетский альбом. На первой же фотографии – пятнадцать девушек, причёсанных и накрашенных по особому случаю. Лина в красивом белом платье, которое отец привёз ей из-за границы, а Мирка была в смешном зелёном. Свое платье Вета затолкала на самое дно коробки. Она ходила в нём на занятия, а потом, вместе с тётиными бусами, надела на выпускной вечер. Просто ей было всё равно.
Пятнадцать девушек, с которыми она провела пять лет. И по которым она никогда не будет скучать. Вета бросила альбом в ту же коробку. Чего хорошего? Вечные ссоры и сплетни за спиной. Однажды они обвинили Вету в том, что она подставила Мирку.
Та, по-особенному рыжая и очень несчастная сидела в углу коридора, на полуразломанном стуле, над зачёткой. Вокруг неё собрались остальные, и стоило Вете подойти, четырнадцать пар глаз ненавидяще уставились на неё.
- Между прочим, это ты писала отчёт за всю группу, - заявила Лина, вскидывая голову вверх – гордо. Сумочка у неё сегодня была – высший класс, белая, с аппликацией из кожаных лилий. Такую не купишь у них в городе.
- Я, - согласилась Вета, всё ещё надеясь на благодарность. Она не была доброй самаритянкой, она просто не могла доверить свою итоговую оценку по биохимии кому-то другому, потому и взяла на себя обязанность.
- Так это ты не вписала туда Миру?
Та трубно высморкалась.
- Ей теперь зачёт автоматом не ставят! Из-за тебя, между прочим. – Лина подбоченилась, Вета тоже.
- Так пусть сдаёт, раз не ставят. - Она дёрнула плечом. – Я что, за все ваши оценки должна отвечать?
- Я не сда-а-ам, - протянула расстроенная Мирка, натирая до красноты глаза рукавом шерстяной кофты.
Вокруг раздались возмущённые фырканья. Кое-кто из девушек, конечно, предпочёл остаться в стороне – им-то уже поставили зачёт, чего напрасно сотрясать воздух, – но некоторые тут же приняли сторону Лины.
- Нет, ты пойди к Елене Эдуардовне и разберись. Скажи, что Мирка тоже отчёт делала, - повелительно ткнула пальцем Лина и попала Вете в пуговицу белого халата – та явилась на зачёт прямо из лаборатории и уж точно была не ровня разукрашенным надушенным одногруппницам.
- Иди и сама разбирайся, если такая воительница за справедливость. – Вета брезгливо отодвинула от себя её палец. – Зачётку мою отдайте.
Лина поджала губы. Ко всем прочим своим недостаткам она была ещё и старостой. Вечно опаздывающей, пропускающей выдачу стипендии и путающей аудитории. А теперь её модельная сумка топырилась под весом зачёток.
- Нет, ты иди и разберись. – Сузила она и без того узкие по-восточному глаза.
Мирка просительно посмотрела на Вету. Крупная слеза висела у неё на носу, как микролитр красителя на кончике пипетки – Вета вспомнила о брошенном эксперименте и развернулась, чтобы зайти на кафедру.
На кафедру она, конечно, зашла, и Елену Эдуардовну там не обнаружила, но дозвонившись ей домой – ах, непозволительная наглость – попросила ещё раз посмотреть отчёт. И представила, как близоруко щурясь и шурша страницами, та листает толстенькую пачку листов. Она охнула, обнаружив в самом конце списка вожделенную фамилию.
- Ой, простите пожалуйста, я, наверное, не заметила. Пусть подойдёт завтра, я всё ей поставлю.
Вета вернулась с хорошей новостью в коридор, и Мирка на радостях кинулась ей на шею, а все остальные не шевельнулись, только взгляды отводили. Такие вот ссоры по углам.
…Вета накрыла альбом старым атласом по анатомии и легла прямо на пол, растирая онемевшие ноги. Единственное, за чем она вернулась бы в университет – за старыми стоптанными туфлями и белым халатом, они остались в её личном ящике, в лаборатории. Но идти туда означало бы столкнуться ещё раз с Ми. Та, наверняка, ничего не скажет, но посмотрит так, что мало не покажется. А ещё на крыльце велика вероятность столкнуться с девушками. Из их группы почти половина поступает в аспирантуру.
Вета любила свою лабораторию той самой любовью, когда приходишь на работу за час, когда университет ещё пустой и гулкий, а охранники оборачиваются на тебя с удивлением. В одиночестве надевала удобные старые туфли, застёгивала халат и вдохновенно принималась за работу. А вечером она задерживалась там так долго, что охранники снова смотрели с недоумением, а поймать запоздавший автобус Вета считала большим счастьем.
Она провела так всё лето и никогда не жаловалась, но однажды под вечер тётя, до ночи засидевшаяся за вязанием и телевизором, завела неторопливый разговор.
- Как дела в лаборатории? Я сегодня встретила твою Ми, она сказала, что твоя новая статья пойдёт в вестник университета.
- Да, надеюсь, - уныло улыбнулась Вета, растирая уставшие ноги. Три раза сбегать с нулевого этажа на пятый с большущими биксами в обеих руках – это она неплохо сегодня потрудилась.
- А ещё вы собираетесь выставлять эту работу на конкурс «Инновация года»?
- Я уже выставила. Ми вообще-то с жюри разговаривала, и шансы у моей работы большие.
Обычно в такие вечера она глотала ужин, даже не чувствуя вкуса, выпивала три кружки чая, но внимание тёти её так озадачило, что вилка зависла над тарелкой.
- Знаешь, что, дорогая. Ты только не обижайся. – Тётя посмотрела на неё поверх очков, и бормотание телевизора сделалось далёким и непонятным. – Ми сказала, ты как-то слишком зазнаёшься. Веди себя поскромнее, ладно?
Вета бросила вилку на стол.
- В каком это ещё смысле – зазнаюсь?
Тётя многозначительно пожала плечами.
- Ну, я уж не знаю, что у вас там происходит. – Она улыбнулась, надеясь мягонько перейти на другую тему. – А ты в следующем году опять будешь её занятия вести, да?
- Нет, – буркнула Вета, со скрипом отодвигаясь на стуле. - В этот раз я слишком много троек на экзамене наставила. Общий бал низкий – в деканате ругались.
…Она пролистала тетрадки с лекциями – исписанные чётким летящим почерком, они ещё хранили воспоминания о весёлой и живой преподавательнице аналитической химии, которая всегда носила крупные бусы из агата, и о хмуром правоведе, и о почти впавшем в маразм гидрологе.
Жаль выбрасывать – рука не поднимается. Может быть, когда-нибудь она вернётся и вытащит эту коробку, и отряхнёт с неё пыль. Хотя вряд ли.
Вета решительно перемотала коробку скотчем и оттащила её в кладовую.
25 августа
Когда сутки трясёшься в поезде, в голову начинают являться лирические мысли, просто потому что в голове пусто, только плескается горьковатый поездной чай. Чай этот, кажется, везде – в чашках, в разговорах, в головах вот, и в воздухе витает тот же самый чай. Лёжа на верхней полке Вета пообещала себе, что больше никогда и никакого чая.
Город, в котором она жила до этого, был городом без голоса и без лица. Ей даже не хотелось называть его по имени. Просто «этот город». По ночам он вяло шевелился под светом жёлтых фонарей, утром – переставлял ноги по пыльным дорогам. Даже сосны почти не шумели, потому что сосны не умеют шуметь.
Её поездка в пустоту – только с драгоценной папкой, прижатой к груди – стала для всех новостью, и наконец пошевелила пыльное болото. Потом Вета узнала, как кричала от злости Ми, потому что аспирантское место у неё таки отобрали, как хихикали девочки, разведя очередную игру «мы знаем про тебя всё», и как в удивлении открывал и закрывал рот Андрей, должно быть, так и не поверив, что она уехала.
Выйти из поезда она должна была на каком-то полустанке, названия которого так и не запомнила. Холодное, уже почти осеннее утро развернулось над двухэтажными домишками розовой простынёй. На платформе, выщербленной, как будто облитой кислотой, взад вперёд расхаживал одинокий мужчина.
Вета постояла рядом со своей сумкой, не решаясь первой подходить. Она сама не знала, чего ждать от секретного города, но уж точно не вылинявших домиков и мужичка в потёртой джинсовке. Родилась и умерла мысль вернуться. Место в аспирантуре ещё ведь можно выпросить обратно?
Мужчина, задержав взгляд на ней всего на секунду, зашагал навстречу.
- Вы учительница?
- Да, - не сразу ответила Вета. Она его жадно рассматривала. Может, нашивка на куртке? Особый браслет, как в фильмах про тайные организации? Удостоверение?
Он был обычным: каштанововолосым, темноглазым и молодым. Наверное, не на много старше самой Веты.
- Как вас зовут? – он щурился на солнце, и распахнутая на груди джинсовка выставляла на показ серую рубашку. Тоже – совсем обычную.
- Вета.
- А по имени-отчеству?
- Можно просто Вета.
- Ну да, а пропуск я буду заказывать на кого? – криво усмехнулся парень, и Вете захотелось сострить ему в ответ, но она только скривила губы.
- Елизавета Николаевна Потёмкина. Так лучше?
- Угу. Идёмте, Елизавета Николаевна.
Он накинул на плечо её сумку и спрыгнул вниз с платформы. Вета неуклюже последовала за ним, чуть не упала, зацепившись ногой за шпалу, и принялась рассматривать город, выступивший перед ней из тумана.
Рядом с облезлыми двухэтажками росли яблони, и ветки их гнулись под тяжестью плодов. Вета едва сдержала себя, чтобы не сорвать один, но проводник обернулся и наградил её снисходительным взглядом.
- Это Полянск. До Петербурга нам ещё ехать три часа.
За поворотом нашлась машина со служебными номерами.
- Меня, кстати, Антон зовут, - сообщил парень, забрасывая её сумку в багажник. – Вообще-то тебя должен был встречать другой человек, но он не смог, и попросили меня.
Перед тем, как завести машину, он закатал рукава джинсовки и рубашки прямо по локоть и долго настраивал зеркало.
- Я вообще-то в Центре недавно работаю.
- Где? – подалась к нему Вета, решив, что не расслышала.
- А, не важно.
Дорога стелилась перед ними ровная, серая полоса, высветленная августовским солнцем.
- А с чего ты вдруг решила переехать?
Вета оглянулась на него. Вопрос, на который она пыталась ответить сама себе и всем людям из своей прошлой жизни, в яблочном городе звучал легко и просто, и как будто сам просился на язык Антону. Тот, напялив на нос солнцезащитные очки, вдобавок улыбнулся ей.
- А вы что, там родились? – Она потёрла кончиками пальцев шею, по которой то и дело катились капли пота. Было неожиданно жарко, но снять плащ казалось актом капитуляции.
- Я не мог там родиться, - расхохотался Антон. – Петербург-69 сам-то появился всего четырнадцать лет назад. Так что…
Он побарабанил по рулю.
- Я просто переехал ещё в детстве, вместе с родителями. Они учёные.
Вета многозначительно помычала.
- А вы почему не стали учёным?
Игрушечный тигр на лобовом стекле покачивал головой. Она и не заметила, когда дома по обе стороны дороги кончились, и за обочинами потянулась голая степь, украшенная разве что клоками тумана. Плавно виляла дорога впереди машины, и как Вета не старалась, она не могла разглядеть на горизонте ничего нового.
- А я не стал, - протянул Антон, усмехаясь этому туману. – Не сложилось как-то.
- Вот и у меня – не сложилось, - выдохнула Вета, поправляя на коленях сумку. Возможно, ещё оставалась возможность вернуться на щербатый полустанок, купить билет назад и выпросить у Ми если не аспирантуру, то хотя бы соискательство. Место секретарши в деканате. Да что угодно.
Но туман смыкался за машиной, как будто море, разверзшееся, только чтобы пропустить их к закрытому городу. «Разверзнись, море!», - сказал Антон и стукнул сучковатой палкой оземь. И море разверзнулось, оставив после себя мёртвые водоросли и скрюченные кораллы.
- У нас там тихо сейчас, - сказал Антон, кивая, словно в ответ игрушечному тигру. – Это раньше было беспокойно, а сейчас тихо. Так что ты не бойся. Хотя тебе-то как угодно непривычно будет. А классы тебе какие дадут?
- Я пока что не знаю, - сдержанно пожала плечами Вета. – Начальные, наверное. Я начальные просила.
Признаться честно, она до сих пор не понимала, почему её взяли, ведь не опыта, ни педагогического образования у неё за плечами не было. Вета, правда, вела кое-что у студентов, когда заменяла Ми, но ведь это не в счёт. Наверное, никто особенно не рвался учительствовать в закрытом городе.
- Никто особенно не рвётся работать у вас? - вырвалось само собой. Она оглянулась на Антона: тот широко раскрытыми глазами наблюдал за дорогой.
- Да не то чтобы очень. Беспокойно было, говорю же. А потом, нам и своих работников хватает. Даже не знаю, почему тебя пригласили. Ты очень умная?
- Я очень упёртая, - фыркнула Вета, откидываясь на спинку сидения. То, что она умная, само собой подразумевалось.
Она приоткрыла окно, и салон машины сразу наполнился непривычным запахом. Город, в котором раньше жила Вета, пах разве что пылью, сосной после дождя, и горьким дымом с западных окраин – там тянулись промышленные кварталы.
Здесь ветер нёс аромат полевых трав, хотя, казалось, к августу всё должно было отцвести.
Временами ей казалось, что за стеной тумана вырастают незнакомые высотки, больше похожие на космические корабли, блестят стёкла в свете восходящего солнца, и ветер снова дышит яблоками. Но подступающий туман рассеивался, и дорога опять виляла. Вместо высоток по обочинам дороги росли чахлые кустики.
- А ты вообще-то знаешь, что это за город? – серьёзно спросил вдруг Антон, глядя на неё поверх тёмных очков.
- Смотрите на дорогу, - не выдержала Вета. Она так и не смогла признаться, что едет в никуда.
Серьёзная женщина, выписывающая ей направление, была очень занята, чтобы что-то объяснять. Она пила чай, искала подоспевшему коллеге какие-то ведомости и параллельно сверялась с графиком отпусков. Заполняя бланк каллиграфическим почерком, она сделала три ошибки. Скомкала его. Написала второй, и в нём сделала всего одну. Очень рассердилась. Скомкала. Переписала ещё раз.
Какие уж тут объяснения.
Вета проспала всю оставшуюся дорогу, и снился ей красивый город в голубой и розовой глазури утра. Шпили, шпили, шпили везде, куда хватало взгляда, и ажурные дома – этажерки, и светлые проспекты. Её разбудил молодецкий хохот. Вета открыла глаза и заворожено заморгала, не понимая, почему так темно.
Оказалось, небо затянулось серыми тучами. Антон стоял в десяти шагах от машины, болтая о чём-то с двумя парнями в военной форме. Автоматов наперевес у них, правда, не было, но Вета уверилась – с ними лучше не связываться.
Разминая затёкшие ноги, она выбралась на обочину, как сокровище, прижимая к себе сумку, где до сих пор мялась заветная папка.
- А вот и она, кстати, - обернулся на неё Антон.
Солдаты смерили её заинтересованными взглядами.
- Ну что, пойдёмте оформлять пропуск? – Один из них кивнул на будочку, примостившуюся рядом с ограждением. – А чего вы так испуганно смотрите?
Вета поняла, наконец, что солнце закрыли никакие не тучи. Они вместе с машиной, Антоном и бравыми парнями находились в промежутке между двумя металлическими оградами, каждая из которых подпирала небо, никак не меньше. Внешний контур – Вета назвала его внешним за вышки, ожерельем тянущиеся так далеко, как только хватало глаз – был утыкан прожекторами, направленными наружу.
- Это что, военная база? – сдавленно поинтересовалась она, понимая, как весело за ней сейчас наблюдать, но всё ещё не в состоянии перевести дух и оторваться от поражающего воображение зрелища.
- Ну, - развёл руками Антон. – Можно и так сказать. А ты куда ехала?
Солдаты снова дружно загоготали.
С документами решилось на удивление быстро. Антон, поглядев на часы, посерьёзнел.
- Отвезу тебя в школу, а сам на работу поеду. А то дел по горло, как бы до ночи не засидеться.
Вета хотела спросить – только ради приличия – где он всё-таки работает, но поленилась. Всё равно ведь они никогда больше не встретятся, зачем напрасно сотрясать воздух.
Город, который потянутся за окном машины после того, как они преодолели третий контур, поражал обыденностью. Новенькие, но типовые девятиэтажки стояли ровными рядами. Здесь всё ещё было по-летнему тепло. Люди шагали по улицам вовсе не в серебристых комбинезонах. И третьей ноги ни у кого не было.
На горизонте, правда, проступали очертания высоких и сверкающих на все цвета радуги зданий, но, как объяснил Антон, там был центр, а центру и полагается возвышаться и сверкать. Вета успокоилась и, нашарив в сумке зеркальце, принялась поправлять макияж.
- Школа номер пять, да?
Машину дёрнуло так, что зеркало упало ей на колени из разжавшихся пальцев. Антон свернул с проспекта на боковую улочку.
- Да.
- Повезло. Это, так сказать, элитная школа.
Вета пожала плечами – особого везения она тут не видела. Вот если бы попасть в университет…
- Вот здесь она и есть. Выбирайся.
Небольшая трёхэтажная школа потонула в зелени высоких клёнов и низеньких вишен. С обеих сторон её подпирали дома. По небольшой аллее, замощённой галькой, ветер гонял цветастую обёртку от конфеты.
Вета хлопнула дверцей и приняла из рук Антона свою сумку. Не сказать, чтобы тяжёлую, но с непривычки сильно оттягивающую плечо.
- Всего доброго, - сказал он, сверкнув улыбкой и стёклами очков. – Ты звони, если что.
Куда надо было звонить, Вета не поняла, но и уточнять не стала. Она только кивнула и зашагала к аллее. Там, из клумб с красными и жёлтыми гладиолусами показывались цветные статуи: львёнок, вставший на задние лапы, улыбающийся динозавр, учёный кот. Кто-то ещё притаился в глубине, но Вета не стала вглядываться.
Лестница вывела её к дверям – типичным, школьным. Кажется, такие же самые были в той гимназии, где училась Вета. Давно.
Колотить в них не пришлось.
Глава 3. Город без лица
Всем вокруг от чучела горестно и тошно.
- Ну вот как хорошо! Хорошо же, - не уставала повторять завуч – невысокая женщина, по всем стандартам подходящая под свою должность. Кажется, встретишь на улице, и тут же догадаешься, кем она работает.
Остро отточенным карандашом она заполняла квадратики на большущем листе ватмана – составляла расписание. И цветастая накидка на её плечах, несмотря на жару, вовсе не портила впечатления. Наоборот, она говорила: «Это хороший, демократичный завуч. Он даже посетил последние курсы повышения квалификации».
Повешения, - почему-то мелькнуло в голове Веты. Она послушно сняла плащ, пристроила его на вешалке у дверей и села. Всё, как полагается: белая блуза, чёрная юбка ниже колен, и никаких «ногу на ногу».
- Вы нас просто выручаете! – пела завуч, заполняя острым карандашом графы в расписании. – Это замечательно, что вы приехали. Вы знаете.
Она взяла Вету за локоть.
- Мы вам квартиру уже выбили. И расписание я вам составлю самое удобное. Будет время на всё. И детей дам – самых хороших. Ох, да у нас все дети замечательные! Сейчас оформим всё, потом поедете домой, отдохнёте там, освоитесь пока в городе. А потом сразу в бой!
Она потрясла в воздухе кулаком, и Вете, вспомнившей вдруг прожекторы на «контурах» захотелось судорожно сглотнуть. И ей вспомнился вдруг вопрос Антона: «Почему тебя взяли, ты что, самая умная?».
Задать его сейчас или повременить?
Она помолчала, оглядывая скромный завучский кабинет. Единственное окно выходило на аллею, а за ней виднелось одноэтажное здание с сетками на окнах. Спортивный зал что ли.
- У нас тут всё очень хорошо выходит, - щебетала хозяйка кабинета. «Лилия Аркадьевна, запомни, Лилия Аркадьевна», - твердила себе Вета. – Вот смотрите, тут поставим вам три девятых класса, здесь – три восьмых, и ещё пятая параллель. Их можно даже вот сюда. Так неплохо, да? Потом я, может быть, ещё лучше сделаю.
- Девятых? – переспросила Вета, не особенно возмутившись. – Мне сказали, что можно взять только пятые и шестые.
- Да, - завуч беспомощно посмотрела на неё поверх очков-прямоугольничков. – Понимаете, у нас тут учительница биологии – старенькая уже, ей тяжело. Так что придётся и девятых.
Вета вымученно кивнула. Девятых так девятых. В конце концов, она вела занятия у студентов, знает, что там почём.
В школе было пусто и гулко, только на третьем этаже, у лестницы на чердак, куда Вета забрела по ошибке, сидела компания подростков в шапочках из газеты, и красой от них несло так, что померкли и яблоки, и бензин, и горький дым. Лестницы засыпали белой крошкой – Вета шла осторожно, не касаясь перил. Окна были распахнуты. Все – с новыми рамами. Во все – видна аллея. А двери в классы оказались закрыты. Жаль, ей хотелось взглянуть хоть на один, вспомнить детство.
Документы оформили подозрительно быстро, дождавшись только секретаря и директора. Директор хмуро смотрел на Вету, плюя с высокого кресла на все щебетания завуча. На столе у него стояла только стеклянная фигурка девушки в пышном платье и органайзер с ручками и карандашами.
- Ты какой факультатив будешь вести? – спросил он, выстукивая по подлокотнику кресла странный мотив.
- Экологию, - нудно выдала Вета, глядя мимо – в окно, на аллею.
Какие ещё факультативы? Клёны манили прохладой, фигурка динозавра торчала под самым директорским окном и улыбалась в тридцать шесть человеческих зубов. Вечером, сидя в таком кабинете, Вета обязательно задергивала бы шторы. Плотно-плотно, чтобы эта харя не вынырнула из темноты, выхваченная боковым зрением.
- Экология – это хорошо, это нужно, - сказал директор и подписал, наконец, её заявление.
Секретарь споро настрочила нужные бумажки, сунула их в папку с крупной надписью «учитель биологии» и отпустила Вету с миром. Та снова поднялась к завучу, на второй этаж. На лестнице, правда, столкнулась с растрёпанной пожилой женщиной. Она затравленно глянула на Вету и шарахнулась в сторону.
Завуч тоже выглядела слегка напуганной, и цветастая накидка валялась на пустующем стуле.
- Чтоб тебе пусто было, - ругнулась она в открытую дверь и тут же заметила Вету. – Ой, вы уже всё сделали, да? Ну тогда давайте так, вот ключи, документы потом оформим. Езжайте сейчас домой. Первого сентября можете не приходить, всё равно ничего ещё известно не будет.
Она ткнула ручкой в настенный календарь.
- А вот второе и третье, получается, выходные. Тогда уже сразу четвёртого, в понедельник с самого утра подходите, и в бой.
Она уже знакомо потрясла кулаком в воздухе.
Город, напоённый солнечным светом, искрился всеми своими стёклами. Вета только и делала, что щурилась. Щурилась, когда ехала в автобусе, пока вертела и так и сяк выданную ей карту. Проводить до дома никто не вызвался, вот и пришлось самостоятельно пробираться по асфальтовым тропинкам и кленовым аллеям, здесь их, оказывается, было много.
Такого пустого и чистого города Вета не видела никогда. Новенькая девятиэтажка, сестра-близнец всех остальных, встретила её запахом свежего ремонта. Лифт радостно взвизгнул, откликаясь на первый же зов. Поднимаясь в нём, Вета в первый раз почувствовала себя птицей. Не потому что летит, а потому что лёгкая.
С полыми костями и пустым желудком.
Даже сумка перестала натирать плечо. Она выпрыгнула из лифта новой и свободной. У неё за спиной больше не было жениха-идиота и подружек-врагинь. И научной руководительницы, которая не прочь посплетничать. Вета наконец-то перестала злиться на них и на весь мир.
Всё отжалованное ей время Вета тратила в своё удовольствие. Она навела порядок в новой квартире, правда, наводить-то было особо нечего. Всю обстановку здесь составляли кухонный гарнитур на кухне, шкаф и матрас в комнате. Вешалкой в прихожей служил вбитый в стену гвоздь.
Другой пошёл бы жаловаться, но Вета была довольна. Она купила себе вазу и тут же поставила её на кухонном столе. Чашку, тарелку и ложку привезла с собой. А что ещё нужно учительнице биологии для полного счастья?
Она бродила по городу, бездумно заходила в магазины, удивлялась цветастому великолепию товаров и ничего не покупала. Забрела однажды в парикмахерскую и попросила подровнять чёлку.
Дородная мастерица в форменном платье похвалила её волосы и спросила, нежно щёлкая ножницами:
- В школу собираешься?
- Да, - протянула Вета, из-под прикрытых век глядя в окно.
- Выпускной класс небось, да?
Она обернулась к зеркалу. Руки вдруг напряглись на подлокотниках, как будто собирались подкинуть её вверх.
- Я учительница, - чуть хрипло выдохнула Вета.
Лицо парикмахерши, отражённое в зеркале, стало недоумённым. Потом она расхохоталась.
- Учительница. Молоденькая какая! Первый раз, наверное, да? Ну да, учительница первая моя… Смотри романов со старшеклассниками не накрути, а то всякое бывает. Учительница. – Она трясла головой и усмехалась. И снова трясла головой, словно так и не поверила.
Только в центр города Вета не ходила. Неприятно было: несколько зданий, обнесённых высоким забором, походили на ощетинившихся зверей, рычали двигателями выезжающих машин.
- Военные институты, наверное, - размышляла Вета, поглядывая на высотки со своего балкона. Без них Петербург-69 выглядел бы обычным провинциальным городком.
Соседи тихо сидели по своим квартирам, не грохотали по батареям, не скандалили. Вета не была большой любительницей бессмысленного общения. Никто не трогал её – и она никого не трогала.
Она записалась в библиотеку и вечерами листала подшивки «Биологического вестника», по привычке выписывая в новенькую тетрадку интересные мысли. У неё была и старая, только та осталась в личном ящике, в лаборатории. Хотя, наверное, Ми уже распорядилась ею по своему усмотрению. Вета не держала на неё зла.
Неприятно удивил разве что комендантский час – пережиток прошлого. После десяти вечера по улицам ходили разве что патрули, и в свете жёлтых фонарей поблёскивали кокарды на фуражках.
- Раньше беспокойно было, - повторяла Вета слова Антона и не понимала, что он вообще имел в виду. Города спокойнее она в жизни не знала.
- Оно меня забирает, - Антон задумался и стряхнул пепел с сигареты в урну. – Да, так и сказали. Оно меня забирает. Чучело.
Затянулся горьким дымом. Он давно бросал – и никак не мог бросить окончательно. От дыма в груди делалось спокойней и увереннее.
Антон стоял на детской площадке, переминался с ноги на ногу, от чего мелкий гравий под подошвами ботинок хрустел. С двух сторон площадку подпирали жилые дома, ещё с одной – огороженная сеткой-рабицей стройка, как полагается, с краном и орущими рабочими в ярких касках.
- Врут, - без особенной уверенности в голосе отозвался Мирт.
Антон вгляделся в окно на втором этаже. Занавешенное белым тюлем, оно ничем не отличалось от двух соседних, но ему всё равно чудилось слабое шевеление в углу. Может, сквозняк покачивал штору.
- Врут или не врут, не знаю. Только она уже давно про чучело это твердила. Её возили в психиатрическую клинику, там обследовали и поклялись, что девочка здорова. Снова вернули домой. А она опять про чучело.
- Тьфу. – Сунув руки в карманы, Мирт походил вокруг скамейки, столбики за которой напоминали индейские тотемы. Страшные звериные рожи таращились на играющих в песочнице детей.
- Вот тебе и тьфу. Родители, конечно, пальцем у виска только крутили. А она рассказывала, как чучело из обоев в углу вылупляется и лезет. Каждый раз описывала его подробнее. Обычное чучело. – Он пожал плечами. – Только лица у него не было. Мешок с опилками вместо лица.
Горький дым уже не согревал: с окраины потянуло свежим ветром, а Антон ленился застёгивать куртку. Так и стоял, стряхивая пепел в урну, забыв, что сигарета давно прогорела до самого фильтра. Мёрз, ёжился.
- Чучело без лица, - эхом повторил Мирт, и мамаши на скамейке удивлённо посмотрели ему в спину.
Окно на втором этаже по-прежнему ничем не отличалось от соседних, хотя солнце уже почти завалилось за дом. Красные блики ползали по стёклам верхних этажей.
Этим утром девочку из квартиры номер шесть нашли повешенной в её собственной комнате. В углу, из которого по ночам вылуплялось и лезло чучело.
Мамочки разбирали своих детей из песочницы и разводили по домам. Вечер опускался на город, и пора было садиться в машину и уезжать, потому что на рабочем столе давно скопилась куча бумаг, которые нужно было доделать ещё позавчера. Но Антон всё ещё мял в пальцах прогоревший сигаретный фильтр и вглядывался в окно на втором этаже.
- «Оно меня забирает». Соседи говорят, она кричала в последнюю ночь.
- А родители что? – дёрнулся Мирт.
- А родители вроде бы ничего не слышали.
@темы:
Угробим отечественное фэнтези!