Кажется, я немного начала приходить в себя, и кроме того, чтобы закопаться в мух с головой, нашла для себя ещё занятия. Поздно ночью подумала, что снова смогу что-нибудь написать в каком-нибудь из заброшенных произведений... Внезапно. Сама не ожидала, думала уже всё, завершилась моя литературная карьера.
А тут приходит хорошая новость - мою статью приняли к публикации в TURKISH JOURNAL OF ZOOLOGY

Перед ней сидел мужчина неопределённого возраста. Он улыбался, но как-то виновато. Дёргались уголки губ – он как будто хотел заговорить, но не мог решить, что сказать ей. Зачем Игорь устроил эту встречу?
Официант бесшумно проскользнул мимо, зажёг на столе две толстые свечи.
- Вам как обычно?
Надя кивнула и поймала себя на том, что сжимает край стола. У сидящего перед ней мужчины были пальцы заядлого курильщика, редкие волосы, ищущий затравленный взгляд. Плащ, с которым он не пожелал расставаться, сиротливо висел на бархатной спинке стула. Весь вид этого человека был нервный и напуганный, махни рукой – и побежит прочь.
- Надя, - сказал он наконец и склонился вперёд, едва не угодив локтем в белую тарелку. – Ты меня совсем не помнишь?
Она знала, что Игорь ничего не делает просто так, и уж наверняка не способен на дурацкие шутки, и только поэтому Надя до сих пор не поднялась и не вышла прочь.
- Я вас не знаю.
Он потянулся к ней – Надя отдёрнула руку. Мгновенно, инстинктивно, как шарахаются от грязного нищего на улице.
- Значит, забыла. Это я виноват. Прости, что не перезвонил тебе тогда.
читать дальшеОни сидели друг напротив друга, не шевелились и почти не дышали. Свечи горели ровно, только раз огоньки полегли – когда дрогнул полупрозрачный полог ширмы, и вошёл официант. Он расставил на столе серебристый, под цвет скатерти, чайник и чашки, розетку с тростниковым сахаром, молочник и тарелку с фигурным печеньем.
Воспоминания возвращались одно за другим, как будто время откручивало плёнку назад. Надя не видела его лица в мельтешении теней, но уже почти понимала. Оно пришло само собой – гораздо моложе, спокойнее, без тёмных пятен под глазами, без этой жалкой улыбочки, но всё равно – то же самое лицо.
Она облизнула пересохшие губы и сказала:
- А я долго тебя ждала потом. Когда умоляла, чтобы ты меня забрал, а ты отключил телефон. Я сидела в кладовке и держала дверь, потому что мама обещала меня убить. Кому я ещё могла позвонить, кроме тебя.
Язык не повернулся назвать его ни папой, ни отцом, ни как-нибудь ещё, потому фраза вышла оборванной. Надя уставилась в складку на скатерти. Злость на Игоря нахлынула, как прибой, и тут же откатилась. Он наверняка считал, что сделал доброе дело, когда устраивал эту встречу.
Надя потянулась к чайнику и поняла, что руки дрожат.
- Ну, она бы тебя не убила, всё-таки мать.
- Не знаю, - сказала Надя, - но её злость можно понять. Были поминки бабушки, я во всеуслышание заявила, что пришёл дед. Я бы конечно промолчала, но дед меня замучил. Он до этого являлся ко мне каждую ночь и кричал, кричал. Деда я боялась даже при жизни, а после смерти его характер окончательно испортился. Я хотела их предупредить, но кто мне поверил? Дед стал бить посуду, крушить всё подряд. Что я могла с ним сделать? С тётей случилась истерика, её увезли на скорой. И виноватой сделали меня. Родственники шарахались от меня и сползали по стенам. Вечером после поминок я поняла, что дед – это ещё ничего. Вот мама раскроила мне голову об угол стола. Я заперлась в кладовке и сидела там до утра. А она долго кричала под дверью, что я чудовище, что она убьёт меня. Я звонила тебе всю ночь. Ты поднял трубку единственный раз. Помнишь, что ты сказал? «Извини, я не могу сейчас». Это так забавно слышать, если кто-то колотит кулаками в фанерную дверь и кричит, что убьёт меня. «Извини, я не могу». А потом ты отключил телефон. А утром я ушла из дома. Мне некуда было идти, но ты так и не перезвонил.
Надя не понимала, зачем говорит это. Из неё как будто лилась темнота, и с последней каплей Надя выдохлась. Руки обессилели настолько, что теперь бы точно не подняли чайник. Ни чайник, ни чашку, ни щипчики для сахара. Человек, сидящий перед ней, кивал каждому слову и склонял голову всё ниже.
- Ты никогда меня не простишь?
Надя ощутила его страх, тот страх, который заставил повесить плащ на спинку стула. Чтобы схватить и убежать – если будет нужно. Ненавидеть можно сильных врагов. Человека, сидящего перед ней, она жалела.
- Когда ты появился в моей жизни, - сказала Надя, - мне было пятнадцать. Два года – встречи по воскресеньям, раз в месяц. Ты был единственным человеком, с которым я говорила открыто, не боясь, что меня посчитают сумасшедшей. Ты объяснял мне, почему я вижу мёртвых, и как нужно себя вести. Это были очень хорошие два года.
- Тогда мы можем попробовать вернуть это хорошее.
Если бы не эта жалкая улыбка, она бы даже поверила. Надя ощутила, как сами собой кривятся губы, ноют скулы, как будто во рту растекается кислота.
- Рано или поздно я попаду в сложную ситуацию, и тогда ты отключишь телефон.
Он неловко задел чашку, едва успел подхватить, и на пол спорхнула серебристая салфетка – под цвет мраморных прожилок на стенах. Он поднял салфетку с пола и протянул Наде – смятый клочок с чернильными цифрами.
- Я постараюсь больше не отключать.
Надя не сделала попытки взять, и тогда он просто положил салфетку на стол, рядом с молочником. Вздохнул и сказал:
- Твой муж - не очень хороший человек.
Надя не выдержал и усмехнулась. Она выяснила, что если смотреть мимо – на блики от свечного огонька на серебристом боку чайника – то усмехаться совсем не так страшно. И воспоминания больше не капают чёрной жижей с уголков губ.
- Откуда ты знаешь?
Надя подняла глаза. Человек, сидящий перед ней, смотрел поверх её плеча, чуть в сторону, как будто там, кроме полупрозрачной ширмы, что-то было. Она догадалась, что.
- У тебя были красивые крылья. Он их сломал.
- Сломать крылья – это моё решение, - произнесла Надя чуть резче, чем собиралась. Шрамы на спине всё ещё болели, иногда она забывалась и ощущала приятную тяжесть, и потому злилась, если вспоминала – у неё были крылья. Крылья из арматурных прутьев и плёнки, упруго вздрагивающей на ветру. Сильные крылья, которые ей подарил город. Были. Теперь нет.
- Это ты так думаешь, - сказал человек, который сидел перед ней. Жалкая улыбка растворялась на его лице, как кусок сахара в кипятке. – Возьми всё-таки мой номер. Или сделай вид, что взяла. Выбросишь, когда выйдешь отсюда.
Надя едва удержалась, чтобы не подняться и не уйти. Её остановила только мысль, что в темноте за террасой дожидается Игорь. Стоит, сунув руки в карманы, улыбается одним уголком губ, смотрит в слепые окна ресторана. Придётся объяснять ему эту злость. А объясняться совсем не хотелось.
- Хорошо. – Она подхватила салфетку, кое-как сложила и сунула в карман джинсов.