вторник, 22 сентября 2009
Заказ от
Janos. Это была очень сложная тема, поэтому чур не сильно смеяться и бить автора тоже не сильно) Фонвизин переворачивается в гробу, сразу предупреждаю)
читать дальшеК тому времени красное солнце медленно садилось в грязно-фиолетовые тучи, и берёзовая роща от его лучей казалась багровой, освещённой тревожными отблесками пожара. Гулко щёлкая вожжами, Тихон свернул с просёлка влево, туда, где дорога шла ровнее, и размокшая после утреннего дождя грязь почти не мешала лошадям идти.
В ночь, обязательно в ночь, когда так мечтательно поглядывать в чистое звёздное небо, усыпанное яблоками звёзд. А иначе не добраться до места, далеко до соседней деревни. И вздумалось барину ехать свататься, а невесту-то себе нашёл! Лицо широкое, сапоги подкованные, стоит так, как будто к земле приросла. Мужики говорят: «Хозяйственная милка!», и всё больше огородами от неё, чтоб не зашибла ненароком да по неразумению. Своих крестьян так обобрала, что и взять-то больше нечего, а брать всё равно умудряется.
Старая-то жена померла при родах. Горела старая лампадка, отбрасывала чудную тень. Покойница лежала на лавке, укрытая мешковиной, а из-под мешковины только нос и казался, отчего-то острый, худой. Родила мёртвую девочку, а до этого всё плакала; неуклюже переваливалась, держась за живот, становилась на колени и молилась. Да не помогло ей моленье. Разве грех лежит на них? Жалко старую жену-то, и сердце кровью обливается, когда чудится свет этой лампадки – зыбкий, мирный свет.
Разве ж грех какой лежит на них всех? На всех троих… Тихон щёлкнул вожжами, да только ради приличий. Лошади и так бежали весело, хлюпала подсохшая грязь под колёсами.
- Стой! Стой, тебе говорят! Я ж тебя так отделаю, что вчерашний день вспоминать будешь, – Митрофан Ильич косо глянул на спрыгнувшего с облучка холопа, ласковатого, полного на двадцать пятом году жизни, с гладкой русой бородой.
Лошади нетерпеливо переступали ногами. Митрофан вылезать не решился, только указал пальцем на неглубокий овражек возле дороги.
- Глянь, что там? Да иди глянь живо, не отвалится от тебя, - пока кучер шёл исполнять приказание, никак не успокаивалось жуткое беспокойство внутри. – Смотри ж скорее, пока я с одного раз с тебя весь дух не вышиб!
- Барин, - испуганный голос кучера раздался оттуда, - тут покойники. Все три разом.
Он принялся размашисто креститься, отступая к карете.
- Да что ты, покойников не видел? Чего они померли-то? – ворчливо, но и пытаясь скрыть дрожь с голосе, прикрикнул на него Митрофан.
- А кто ж их знает. Не разберу в темнотище, только странно мне. Крови нету, а лежат тихонько, будто спят, и только во рту у одного муха вроде жужжит.
Было тихо, сыро и тепло. Краешек солнца, всё ещё не уползший в темноту, багрил берёзовую рощу, словно пламя страшных пожаров.
- Полезай скорее, да трогаемся! И охота была тебе останавливаться посреди дороги, - Миторофан пригрозил ему кулаком. – Ух я тебе!
К утру приехали. Митрофан Ильич сошёл на землю, разминая затёкшее тело. Одет он был щеголовато: в косоворотке, в новых сапогах. В плечах он был широк, а в движениях – силён и резок. На пороге встречала невеста с дворовыми. Накрутила она себе на голову много платков, отчего голова казалась ещё больше, а лицо шире, скуластее.
Завели разговор.
- …Да ить, у соседа моего давеча крестьяне восстали! Дом пережгли, он колесил всё по округе. И ближе подъехать страшно, а деваться-то… - голос у бабы оказался скрипуч и противен.
- Вот так и держать надо! – Митрофан потряс сжатым кулаком у ней перед носом. – Тогда и восставать не будут. Взяли хотение – восставать.
- Лукерья, подай на стол! – это уже хозяйка собирается дорогих гостей подчевать. Видать, решила, что сошлись они уже, сговор состоялся. – И булки, булки-то подавай, чего телишься!
Тихону в голову полезли нехорошие, дикие мысли. Что если эту госпожу случайно крышей задавит или завалит землёй? Подстроить бы так. Да вся только надежда, что она забеременеет, тогда барин доволен будет. Будет стоять на краю поля, поглаживая бороду, и смотреть на полоску багряного заката, а то возьмёт антоновское яблоко и захрустит им, сочно, вкусно, что захочется тоже вот так взять и захрустеть.
Сейчас он угрюм, хмурит брови и теребит бороду, а в ней седой волосок. Уж в сорок лет и борода седеет, забот много… Не нравилась ему невеста, а деваться-то некуда, всё ж баба в хозяйстве нужна. И детёнка.
«А если б мы не доехали до сюдова», - размышлял Тихон. – «Вот бы выехали – а тут на-те возьмите, дела неотложные случились!»
Багровый свет заката красил не пожелтевшую ещё траву в цвет запёкшейся крови. Тонкие стволы берёзок маячили на фоне этого закатного неба, как догорающие свечки в тёмной комнате – тоскливо и мрачно. Она переступила с ноги на ногу.
- Магия времени, - повторила она и с шумом застегнула молнию на куртке. – И что могло произойти, если бы то золото из тайника не попало в руки бандитов? Пропьют же они его в ближайшем кабаке. Ладно, отдадут душу вселенскому разуму от пьянства, туда им и дорога. А так передрались, своих же и зарезали. В чём прок для мировой истории?
К троим покойникам она не приближалась, рассматривала их с десятка шагов.
- Кто знает, - пожал плечами молодой человек в длинных – до земли – серых одеждах. – Об этом скажет тебе только Вселенский разум. Но я не думаю, что он станет с тобой разговаривать. Им в руки не должно было попасть золото, и не попадёт. Пойдём. Я всё исправлю тут.
Багряным цветом красил тонкие стволы берёзок закат. Рыжеволосая девушка поёжилась и зашагала по мягкой траве в ту сторону, где серебрился портал времени. Она оглянулась.
- Идрис! Тебя долго ждать?
Он обернулся и, тронув её за плечо, подтолкнул к порталу.
…Красное солнце медленно садилось в грязно-фиолетовые тучи, и берёзовая роща от его лучей казалась багровой, освещённой тревожными отблесками пожара. Тихон свернул с просёлка влево, туда, где дорога шла ровнее, и размокшая после утреннего дождя грязь почти не мешала лошадям идти.
- Но! – залихватски крикнул Тихон, щёлкнув вожжами.
Из-за поворота навстречу им вышли шестеро. Двое умело ухватили за узцы не успевших перейти на галоп лошадей. Лошади рванулись было, но держали крепко.
- Слазь! – крикнул один. – И барину своему скажи, чтоб слазил! Отдавайте добро и катитесь с миром. Мы люди сердечные.
Ткнул вверх длинным ножом, словно продырявил воздух. Тихон осторожно сполз на землю.
- Умный ты, хочешь с нами пойти? – щербато улыбнулся вожак. Кивнул двоим своим подручным на карету.
Исступлённый, дикий крик вырвался из груди Тихона, как в детстве, когда в голову лезут страшные мысли о чертях, о котлах с кипящей смолой и страшном потопе.
- Не тронь! – он рванулся наперерез разбойникам, закрывая собой барина.
Скривил губы один из грабителей – грязный, в рваном мешковатом кафтане, сплюнул под ноги его товарищ. Тихон слышал, как громко стучит у него сердце, едва не вырывается наружу, как горячо и сухо стало во рту.
Но на плечо ему легла тяжёлая рука, знакомая, дорогая. И сделалось понятно, что за одно это прикосновение можно умереть.
@темы:
Бред,
Творчество
-
-
22.09.2009 в 20:53-
-
22.09.2009 в 20:53-
-
22.09.2009 в 20:59И я всё же впихнула в Россию 18-го века И.М. и К.(Меламори) , твой заказ я уже начала
-
-
22.09.2009 в 21:45-
-
22.09.2009 в 21:58-
-
22.09.2009 в 21:59Кстати, пока не начала, можешь объединить мои два заказа ))))
-
-
22.09.2009 в 22:00-
-
22.09.2009 в 22:20Спасибо!)
-
-
22.09.2009 в 22:24-
-
22.09.2009 в 22:26-
-
22.09.2009 в 22:30-
-
22.09.2009 в 22:36