Шёл дождь. Лилось чёрное небо на плечи тем, кого в ночь и непогоду вынесло за пределы города, на старый вокзал. Платформа блестела, и в свете желтоватых фонарей было видно, как дождь хлещет по чёрным фигуркам людей.
На фасаде вокзала висели электронные часы, и красные цифры на них показывали, что осталось всего шесть с половиной минут.
- Осталось шесть минут, с половиной, - произнесла вслух И.М.. Нужно было что-то решать, но ничего не решалось. Разве можно решить за шесть с половиной минут!
Хотя что сейчас врать себе. За полтора часа и шесть с половиной минут, что они провели на старом вокзале за городом, на фасаде которого висели часы, а изнутри на стенах красовалась облупившаяся мозаика: человек с охапкой пшеничных колосков и маг – фигура в мантии – из ладоней которого поднимается сверкающий цветок.
- Хорошо, что не взяли билет на пять вечера, - Маша уткнулась Луксору в плечо. – Украли у Вселенского разума ещё три часа.
Три часа и ещё шесть с половиной минут. Люди на платформе засуетились, перетаскивая поклажу с места на место и выясняя, где остановится третий вагон. Люди суетились, обтекая их со всех сторон, точно камень, застрявший посреди реки.
- Ты на меня совсем не смотришь, - пожаловался Луксор шёпотом.
читать дальшеИ.М. подняла голову от его плеча, провела рукой по мокрым чёрным волосам, коснулась щеки. По пальцам пробежалось напряжение, как электрический ток заставил выгнуться провода. Унеслась с соседнего пути почти пустая электричка, подмигнув на прощание тёплыми оранжевыми огнями.
- Я люблю тебя, моя маленькая императрица, - Луксор поймал её руку, поцеловал в ладонь.
Несмотря на горечь, подступающую к горлу, Маша улыбнулась, тесно прижалась к нему. Обернулась в другую сторону – там горел красный сигнал семафора. Пока - красный. Из груди И.М. вырвался вздох облегчения.
- Я тоже тебя люблю, - она потянулась к нему, попыталась прикоснуться к губам, но тут же отпрянула: дёрнуло разрядом. – Ты бьёшься током.
- Ты тоже… - Луксор обхватил её за талию, не давая отстраниться.
Опять дёрнуло током, Маша засмеялась, прижимая руку к губам.
- Похоже, это знак, тебе не кажется?
- Ты думаешь? Как жизнь зла…
Следующего удара не случилось, на губах остался только вкус поцелуя и вкус дождя – озон и яблоки – и шёпот И.М. о том, что главное – не отрываться. Её сумка давно сползла с плеча на сгиб локтя, влажная прядь волос забралась за воротник куртки и холодила шею. Они украли у Вселенского разума ещё три часа и шесть с половиной минут, хотя для этого пришлось поздним вечером выезжать из города и ждать поезд на старом вокзале с осыпавшейся мозаикой. Но на память остался вкус поцелуя: яблоки и озон. Они так и не успели ничего решить.
Зато Маша успела задремать на плече Луксора и вздрогнуть во сне от воспоминания, что ему нужно уезжать. В осколках дождя на асфальте отражалось беззвёздное небо, и нужно было оглянуться на электронные красные цифры.
Луксор удержал её за затылок, не дал обернуться в сторону вокзала.
- Ещё есть время.
И.М. подняла на него глаза: Луксор улыбался. Он улыбался ей. Ну да, три минуты – тоже время. Спросить бы сейчас о решении, но громко и больно бьётся сердце.
- Я беспокоюсь за тебя, - призналась Маша.
Он снова поцеловал её в ладонь, пробежало электрическое напряжение по пальцам.
- Со мной всё будет в порядке. Позвонишь, когда доберёшься домой?
Надо же, как приятно произносить будничные фразы и не думать о том, что будничных фраз не сможет быть ещё долго. И.М. кивнула, опять пряча глаза.
- Поезд номер тридцать один прибывает… - слишком чёткий голос дежурного прозвенел над всей станцией. Задвигались, засуетились люди.
Маша оглянулась на семафор: он горел зелёным.
- Когда ты вернёшься, всё будет хорошо, - пообещала она полную бессмыслицу, прижалась.
Вкус яблок и озона вернулся, удары током больше никого не волновали.
Из темноты выползало длинное железное чудище со светящимися глазами. Платформа озарилась ими, ярко, точно солнцем, ослепило всех путешественников маленького городка под столицей. Всё тише и тише грохотал по рельсам поезд, сбавляя ход.
«Стоянка – пять минут», - напомнила себе Маша.
Вынырнули из вагонов проводники со свернутыми в трубочки флажками.
«Кошмар», - сказала она себе. – «Я его не отпущу».
- До свидания, любимая, - Луксор поцеловал её. Уже привычно дёрнуло током.
И.М. выпустила его руку. Споро запрыгивали в состав люди – каждый по-деловому прощался с провожающими, показывал проводнику документы и исчезал в тёплом оранжевом нутре железного животного.
- Ты иди. Не мучайся, - попросил Луксор.
Маша кивнула и отступила на шаг, боясь снова прикоснуться. Из окна поезда на неё смотрела девочка в красном спортивном костюме. Громко переговаривались проводницы, и пахло озоном. Яблоками не пахло.
Она отвернулась и быстро зашагала к мосту, схватилась за периллы, как за единственное материальное, что осталось в мире. Периллы были мокрыми от дождя, а в осколках дождя на ступеньках отражалось беззвёздное небо. За спиной Маши загудел поезд. И.М. не обернулась, только стояла и слушала, как застучали колеса по рельсам всё быстрее, а потом тише, и тише, и тише.
- Маша, - услышала она голос сзади. То ли голос, то ли шорох прибывающей на далёкий путь электрички.
И.М. обернулась, потому что не смогла бы долго переносить ложную надежду, услужливо предложенную воображением. Она обернулась.
На блестящей от дождя платформе стоял Луксор, и свет фонарей искрился в его зрачках звёздами. Маша не вскрикнула, только почувствовала, как больно ёкнуло в груди и тут же замерло. Капли дождя на губах пахли озоном и солью. Она скатилась с уже пройденных ступенек и обхватила его за шею. Когда Маша прижалась щекой к его щеке, по коже снова пробежалось электрическое напряжение.
Луксор тихо рассмеялся.
- Я подумал… электричка до Нью-Питера через двадцать минут. Может, не стоит с платформы уходить?