Пойти узнать, что предсказывает Вам календарь майя: uborshizzza.livejournal.com/767636.html

и рождает кучу-кучу странных и не очень сюжетов, но, по крайней мере, объясняет кое-какие передряги в ходе второстепенных сюжетов. Тут мне заказывали фемслеш? Я не знаю, можно ли это принимать за это, но я выкладываю.

Только шагнув в дом, Маша поняла, что Сабрина вернулась. Тёмно-красное пальто было брошено наспех на тумбочку, а один сапог упал, перегородив дорогу. И.М. бы удивилась меньше, увидев пальто уютно примостившимся возле зеркала, а сапоги на тонких каблучках – стоящими на своем законном месте – в углу между шкафом и стеной.
Стараясь не очень шуршать курткой, она разделась и медленно поднялась по лестнице. Осторожно – вторая и пятая ступеньки скрипят. Из-за приоткрытой двери кухни пробивалась полоска света.
- Заходи, - раздался оттуда голос Сабрины, - я слышала, как ты пришла.
- Тьфу, - пробормотала И.М., замерев от неожиданности посреди лестницы. Может и не преувеличивает Сабрина, когда говорит, что слышит шаги муравьёв у себя за спиной?
Яростно наступив на одиннадцатую, самую скрипучую ступеньку, Маша пошла на кухню. Сабрина ничем не предала традиций: она сидела на стуле, самом ближнем к холодильнику, и вышивала. Шёлком по шёлку.
читать дальше- Привет, - И.М. опустилась на своё место и сразу заняла оборонительную позицию. Скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. Так же обычно поступают типичные мужья – бесчувственные сухари, когда к ним возвращаются всё простившие жёны?
От аппетитного запаха жареного мяса у Маши тошнота подкатила к горлу. Надо же, и на мужей бывает поруха.
- Я хочу поговорить с тобой на счёт Луксора, - Сабрина отложила пяльцы и поправила чуть распахнувшийся на груди шёлковый халат. Этот халат с изумрудно-зелёными райскими птицами нестерпимо лез Маше в глаза. – Что у тебя с ним произошло?
- Долго рассказывать, - И.М. решила, что будет смотреть на плоский экран телевизора, повисшего на стене. На нём не было тонкого слоя пыли, который она заметила сегодня, решила обязательно протереть вечером, но тут же поняла, что забудет. – Я в него влюбилась. Тебя устроит такой ответ?
- Нет, я хочу услышать другое.
Маша посмотрела на неё, в чёрные глаза, на чёрные волосы, собранные в аккуратный хвост на затылке. На тонкие запястья, не прикрытые зелёным шёлком. На пяльцы, уютно утроившиеся в кольце её рук.
- Что, другое?
- Хочу, чтобы ты признала: это было ошибкой. Ты наигралась с ним и теперь вернёшься.
- Что? – Маша даже не удивилась, свела брови на переносице для вида. Потому что уже не хватало эмоций выражать накопившуюся усталость.
- Ты же сама понимаешь, что не будешь с ним счастлива, - чёрная шёлковая нитка зацепилась за широкий рукав её халата. Сабрина осторожно сняла её. – Я долго ждала, пока ты наиграешься в любовь. Сначала Алекс, потом Антонио, теперь вот Луксор. Ничего хорошего ты не видела от них. Скажи же честно, ты просто хотела развлечься, пережить все эти эмоции, как в романах, как в фильмах, да? Ты пережила их. Теперь-то ты можешь остановиться.
Маша подалась было в её сторону, чтобы описать, что происходит внутри неё, какое абсолютное счастье она узнала и готова поделиться им, но вдруг поняла – Сабрина её не услышит. Будет молчать, без тени улыбки посмотрит в глаза, проведёт тонкими пальцами на столе черту, как будто отрезая Машу от себя. А после её рассказа отрежет – нет, я хочу услышать от тебя не это.
- Хорошо, - кивнула Сабрина, приняв её молчание за раздумье. Сейчас она готова была всё, что угодно принимать на свой счёт. – Я вижу, ты понимаешь меня.
Она поднялась к плите и жизнеутверждающе зазвенела тарелками, щёлкнула кнопкой на электрическом чайнике. От нового шквала запахов у Маши скрутило желудок. Сейчас она скажет Сабрине, что отравилась, и убьёт двух зайцев сразу: избавиться от душераздирающих разговоров и объяснит своё недомогание.
Когда И.М. добежала до ванной, тошнота резко кончилась. Она присела на прохладный кафель возле стиральной машинки и обхватила колени руками. Одно плохо: скажи Сабрине, что заболела, и она устроит ночное дежурство с угрозами вызова «Скорой». Хоть бы умереть прямо на этом месте.
В дверь тактично постучали.
- Маша, с тобой всё хорошо?
- Ну как сказать… - И.М. замялась, когда обнаружила, что забыла закрыть дверь. Сабрина стояла на пороге комнаты и удивлённо смотрела на неё сверху вниз. – Со мной всё здорово. Я беременна.

Люди, вы никогда не видели уродов? Тогда мы идём к вам!

Фух, вроде и не мой парень, а подруги. А всё равно прямо трясёт.

Как обычно, когда надо упереться и учить, хочу вышивать и главу. Вот знаю же, что как только закончатся экзамены, будет лень и писать, и вышивать. Бу на эту жизню...

То есть, овцами.
Ну что тут сказать, видимо, под конец пятого курса мы решили перецапаться всей группой. У кого-нибудь ещё так было? Девушка из параллельной группы рассказывала, что у них давно уже все передрались и распались на группки. На самом деле, мне самой глубоко всё равно, что думают про меня мои одногруппницы, а особенно всё равно мне становится, когда они просят у меня списать, тут уж мне никаких дружеских отношений не надо.
Но сегодня, похоже всех переплюнули. Расскажу всё по порядку.
В 20х числах декабря у нас была экологическая ролевая игра (ну куда же мы без ролевых игр!) на тему - экспертный совет по проектам застройки берегов Казанки. Участвовали две группы, наша и ещё одна. Разбились мы на три экспертных комиссии - биологи, гибротехники и санитарные врачи, плюс председатель и секретарь. Я была в группе биологов, кроме меня в группе было ещё 5 человек (как я узнала это сегодня), но выступали только я и Люда, все остальные решили тупо отмолчаться, потому что зачем же отвечать, когда можно просто выехать на наших баллах - но я не о том.
В итоге выяснилось, что каждая группа экспертов должна писать экспертное заключение, и председатель должен писать общее заключение. После игры к нам подошла Рушка, сказала, мол, раз вы отвечали, то давайте я заключение напишу. Отлично. На следующий день Рушка написала заключение, мы с Людой его подредактировали, распечатали (за свои деньги, мелочи, конечно, но из принципа можно было бы и возмутиться, оно не маленькое). Нужно было, чтобы все участники экспертной группы расписались под заключением, мол, что согласны. Мы, поскольку не знали толком, кто ещё был среди "биологов", просто ,пустили заключение по группе со словами: кому надо, распишитесь. Вроде все, сдали. Оговорюсь чутка о форме заключения - там не было никаких имён и фамилий экспертов, всё что было: Экспертное заключение по... председатель ФИО, секретарь ФИО, мы постановили что... и далее по смыслу.
Сегодня прихожу на экзамен, на мену просто буквально набрасывается несколько девушек из нашей группы - почему ты не вписала в заключение Лейсанку, ей теперь пять автоматом не выходит, как ты могла так поступить, ах ты сволочь! Я сначала не поняла, о чём речь, потом до меня допёрло. Говорю, какого чёрта она не подписалась, можно подумать, я ей запрещала. Выяснилось, что в тот день, когда мы сдавали заключение, Лейсанка вообще на пары явиться не изволила. Ну, говорю, её проблемы. Выясняется, что был ещё какой-то список, где мол были записаны все участники заседания, куда я (!!!) не вписала Лейсанку. Говорю, я в глаза не видела никакого списка и ничего такого не писала. Тут пришла Рушка, все накинулись на неё. Она попыталась защищаться, но это совсем бесполезно, когда на тебя орёт полгруппы. Всё это плавно переросло в тупой бабский женский скандал.
Я, Люда, Рушка пытались доказать, что никакой список мы не писали, но что уж тут докажешь. Что самое интересное, Лейсанка сама сидела молча, а громче всех орала Алинка (которая даже пальцем не шевельнула, когда мы писали протокол, а уж чтоб ответить... дуру нашли), и Полинка (которая вообще не с нашей группой сдавала). Орали они на нас в духе: "А ну-ка, давайте признайтесь, мы же всё равно знаем, что вы виноваты". Это было обиднее всего, потому что одно дело, когда просто забыли - ну могло такое случиться - а другое дело, когда обвиняют в том, что ты конкретно хотела сделать гадость. Осознанно. То есть я от нечего делать сидела и думала, как бы мне напакостить Лейсанке! Нет, ну как бы напакостить!! Когда я попыталась заикнуться, что вообще-то ещё председатель писал протокол, может, он там чего забыл дописать, на меня просто наехали - что ты пытаешься вину спихнуть, ты сама виновата, так что сиди и не мычи тут.
После я, Люда, Руша и Лейсанка пошли разбираться к преподу, достали этот протокол... что вы думаете? Это было не наше заключение, а именно протокол, который писал председатель. Да, он действительно забыл туда вписать Лейсанку - ну бывает, он же тоже не обязан всех запоминать, тем более, что она всю игру сидела в самом дальнем углу, заткнувшись. Мы позвонили ему, он тут же приехал, сказал, да, мол, я действительно забыл, исправили. Проблема, казалось бы, решена.

Лейсанка даже извинилась перед нами, (оказывается, она ещё Рушке до этого дня слала смс типа - как ты могла так поступить! ты плохой человек!), все остальные сделали вид, что так и надо, что наорали на нас - это так и должно было быть.

А потом оказалось, что вопросы к экзамену не совпадали с темами лекций и нам с Людой и Рушей эти вопросы просто никто не дал. Хорошо, что нам достались билеты по лекциям.

А я ещё про вселенское зло нашла))))

запись создана: 19.12.2009 в 14:13

Маша пришла уже за полночь, как будто специально бравируя, громко постучала. Она ведь знала, что он не спит, и долго думала, как бы постучать так, подчёркивая стуком то, что ночь уже перешла за свою зловещую середину. Дверь он оставил открытой, как будто бы не хотел слышать и видеть всей этой показухи, приготовленной специально для него. А посмотрел бы на расстёгнутую до середины куртку, за которой за смятом шёлке блузки болтается кулон в виде паука с блестящим камешком на спинке. Посмотрел бы на то, как влажно приоткрыты её губы, как будто бы от быстрого бега, но он же знает, что нет, не от бега. Как подёрнут плёнкой её взгляд.
Впрочем, плёнку на взгляде не разглядеть в полутёмной прихожей. Свет уличного фонаря падает наискосок, так, что лишь едва заметно в темноте, как приоткрыты её губы, как блестит камешек на спине паука.
Ник ждал её, привалившись плечом к одежному шкафу. Как ревнивый муж ждёт жену, уже выстраивая обвинения. Маша усмехнулась, какие ещё обвинения! Да, она позволила ему провести несколько дней в её доме, только потому, что ему некуда было идти. Да, она не выбросит друга на улицу. Но это не значит, что он имеет право смотреть на то, как блестит камешек на спине паука в вырезе её блузки, когда куртка расстёгнута до середины.
Не имеет права, только к чему тогда эта показуха – прийти за полночь, у дверей дома расстегнуть куртку до середины, чтобы виден был этот проклятый паук, нервно облизнуть губы, громко постучаться. Значит, она знала, что он будет ждать.
Значит, об этом она думала, когда смотрела на часы, ловила лучики уличных фонарей, когда сжималась от холода на парковой лавочке, а уже осень. Сыплет мелкий дождь, и блестят его капли на расстёгнутой до середины куртке. Тогда почему он ждёт её, почему тогда молчит, привалившись плечом к платяному шкафу?
Беспокойство друга? Беспокойство друга? Он ни разу не позвонил, пока она ждала на парковой лавочке, когда же наконец перевалит за полночь, чтобы вернуться домой и выяснить, что он ждёт её. Вот так – привалившись плечом в шкафу. Как будто бы имеет право.
Он знал, что ничего с ней не случиться.
Отпустит. Уже отпускает. Маша почувствовала, что вот-вот нервно рассмеётся. И дёрнет молнию на куртке – не вниз, а вверх. Неужели за этим она растеривала куртку – и верхнюю пуговицу блузки – в ночной иллюминации проверяя, как блестит камешек на спине окаянного паука, и облизывала губы. За этим пнула дверь, как будто и ожидала, что она окажется открытой.
Артистка. Ещё бы пьяной притворилась.
И.М. проскользнула в прихожую, освещённую наискосок бледным соседским фонарём, ласково, как по запястью любовника, провела пальцами по дверной ручке, уже собиралась захлопнуть дверь.
Он ударил её по лицу, и Маша шарахнулась назад, пожалев, что почти захлопнула дверь. Солёный вкус на губах – это кровь. Она сидела на полу и рассматривала ладонь, на которой в свете соседского фонаря красовались тёмные пятна. Кровь капала на куртку, на блузку тоже – наверное. На паука – символично. Маша сидела на полу и рассматривала эти пятна, как будто разгляди она их форму, по ним можно было бы гадать, словно по кофейной гуще.
Ник всё ещё стоял над ней. Молча и не страшно. Страшно – она вспомнила – было только в первую секунду, когда она шарахнулась к двери от животного ужаса. И.М. поднялась на ноги и пошла в ванную. Искусственный свет ослепил. Кровь остановилась быстро, задержались только чёрные пятна на блузке. Паук замер между ключицами, делая вид, что ползёт к её шее. И.М. стряхнула с себя куртку, сорвала паука, вышла.
На полу в прихожей, привалившись спиной к шкафу, сидел Ник. В блёклом свете соседского фонаря его плечи дёргались.

Мы с тобой забыли про свечи, про их маленькие тёплые язычки пламени, чтобы они чуть содрогались от близкого дыхания и чтобы коптили от страшных мыслей. Страшных мыслей всегда было много, но зажечь свечку, чтобы сжечь тёмные мысли, не успеваю. Сначала забыли, а теперь не нужно всё это. Оставь что-нибудь хорошее, только страшно доставать это хорошее из памяти, то и дело вздрагиваю, одёргиваю себя, словно я достану тёплое воспоминание, а оно рассыпется серой пылью.
Ветер заметает серой пылью посёлочные дороги прошлого. Не сжигай наши с тобой клочки огоньков в темноте, помнишь, мы смотрели на них. Сотри восклицательные знаки в строчках, нам не о чем больше кричать. Оставим сумасшедшие надписи на стенах заброшенного дома из прошлого, из просёлочных дорог.
"...закрывать от дыхания смерти..."
Ты помнишь)

Прода.ру и фатастические таланты СИ - вот незаменимые помощники в борьбе с лекциями по экологическому праву.

"Веяло то ли каким-то запахом, то ли ещё чем-то, не знаю чем!" - процитирую послезавтра на экзамене!

Шёл дождь. Лилось чёрное небо на плечи тем, кого в ночь и непогоду вынесло за пределы города, на старый вокзал. Платформа блестела, и в свете желтоватых фонарей было видно, как дождь хлещет по чёрным фигуркам людей.
На фасаде вокзала висели электронные часы, и красные цифры на них показывали, что осталось всего шесть с половиной минут.
- Осталось шесть минут, с половиной, - произнесла вслух И.М.. Нужно было что-то решать, но ничего не решалось. Разве можно решить за шесть с половиной минут!
Хотя что сейчас врать себе. За полтора часа и шесть с половиной минут, что они провели на старом вокзале за городом, на фасаде которого висели часы, а изнутри на стенах красовалась облупившаяся мозаика: человек с охапкой пшеничных колосков и маг – фигура в мантии – из ладоней которого поднимается сверкающий цветок.
- Хорошо, что не взяли билет на пять вечера, - Маша уткнулась Луксору в плечо. – Украли у Вселенского разума ещё три часа.
Три часа и ещё шесть с половиной минут. Люди на платформе засуетились, перетаскивая поклажу с места на место и выясняя, где остановится третий вагон. Люди суетились, обтекая их со всех сторон, точно камень, застрявший посреди реки.
- Ты на меня совсем не смотришь, - пожаловался Луксор шёпотом.
читать дальшеИ.М. подняла голову от его плеча, провела рукой по мокрым чёрным волосам, коснулась щеки. По пальцам пробежалось напряжение, как электрический ток заставил выгнуться провода. Унеслась с соседнего пути почти пустая электричка, подмигнув на прощание тёплыми оранжевыми огнями.
- Я люблю тебя, моя маленькая императрица, - Луксор поймал её руку, поцеловал в ладонь.
Несмотря на горечь, подступающую к горлу, Маша улыбнулась, тесно прижалась к нему. Обернулась в другую сторону – там горел красный сигнал семафора. Пока - красный. Из груди И.М. вырвался вздох облегчения.
- Я тоже тебя люблю, - она потянулась к нему, попыталась прикоснуться к губам, но тут же отпрянула: дёрнуло разрядом. – Ты бьёшься током.
- Ты тоже… - Луксор обхватил её за талию, не давая отстраниться.
Опять дёрнуло током, Маша засмеялась, прижимая руку к губам.
- Похоже, это знак, тебе не кажется?
- Ты думаешь? Как жизнь зла…
Следующего удара не случилось, на губах остался только вкус поцелуя и вкус дождя – озон и яблоки – и шёпот И.М. о том, что главное – не отрываться. Её сумка давно сползла с плеча на сгиб локтя, влажная прядь волос забралась за воротник куртки и холодила шею. Они украли у Вселенского разума ещё три часа и шесть с половиной минут, хотя для этого пришлось поздним вечером выезжать из города и ждать поезд на старом вокзале с осыпавшейся мозаикой. Но на память остался вкус поцелуя: яблоки и озон. Они так и не успели ничего решить.
Зато Маша успела задремать на плече Луксора и вздрогнуть во сне от воспоминания, что ему нужно уезжать. В осколках дождя на асфальте отражалось беззвёздное небо, и нужно было оглянуться на электронные красные цифры.
Луксор удержал её за затылок, не дал обернуться в сторону вокзала.
- Ещё есть время.
И.М. подняла на него глаза: Луксор улыбался. Он улыбался ей. Ну да, три минуты – тоже время. Спросить бы сейчас о решении, но громко и больно бьётся сердце.
- Я беспокоюсь за тебя, - призналась Маша.
Он снова поцеловал её в ладонь, пробежало электрическое напряжение по пальцам.
- Со мной всё будет в порядке. Позвонишь, когда доберёшься домой?
Надо же, как приятно произносить будничные фразы и не думать о том, что будничных фраз не сможет быть ещё долго. И.М. кивнула, опять пряча глаза.
- Поезд номер тридцать один прибывает… - слишком чёткий голос дежурного прозвенел над всей станцией. Задвигались, засуетились люди.
Маша оглянулась на семафор: он горел зелёным.
- Когда ты вернёшься, всё будет хорошо, - пообещала она полную бессмыслицу, прижалась.
Вкус яблок и озона вернулся, удары током больше никого не волновали.
Из темноты выползало длинное железное чудище со светящимися глазами. Платформа озарилась ими, ярко, точно солнцем, ослепило всех путешественников маленького городка под столицей. Всё тише и тише грохотал по рельсам поезд, сбавляя ход.
«Стоянка – пять минут», - напомнила себе Маша.
Вынырнули из вагонов проводники со свернутыми в трубочки флажками.
«Кошмар», - сказала она себе. – «Я его не отпущу».
- До свидания, любимая, - Луксор поцеловал её. Уже привычно дёрнуло током.
И.М. выпустила его руку. Споро запрыгивали в состав люди – каждый по-деловому прощался с провожающими, показывал проводнику документы и исчезал в тёплом оранжевом нутре железного животного.
- Ты иди. Не мучайся, - попросил Луксор.
Маша кивнула и отступила на шаг, боясь снова прикоснуться. Из окна поезда на неё смотрела девочка в красном спортивном костюме. Громко переговаривались проводницы, и пахло озоном. Яблоками не пахло.
Она отвернулась и быстро зашагала к мосту, схватилась за периллы, как за единственное материальное, что осталось в мире. Периллы были мокрыми от дождя, а в осколках дождя на ступеньках отражалось беззвёздное небо. За спиной Маши загудел поезд. И.М. не обернулась, только стояла и слушала, как застучали колеса по рельсам всё быстрее, а потом тише, и тише, и тише.
- Маша, - услышала она голос сзади. То ли голос, то ли шорох прибывающей на далёкий путь электрички.
И.М. обернулась, потому что не смогла бы долго переносить ложную надежду, услужливо предложенную воображением. Она обернулась.
На блестящей от дождя платформе стоял Луксор, и свет фонарей искрился в его зрачках звёздами. Маша не вскрикнула, только почувствовала, как больно ёкнуло в груди и тут же замерло. Капли дождя на губах пахли озоном и солью. Она скатилась с уже пройденных ступенек и обхватила его за шею. Когда Маша прижалась щекой к его щеке, по коже снова пробежалось электрическое напряжение.
Луксор тихо рассмеялся.
- Я подумал… электричка до Нью-Питера через двадцать минут. Может, не стоит с платформы уходить?