Чудовище хаоса.
Было холодно. Он оставил открытым окно, поэтому по дому носился ветер, и снежинки не таяли на ладонях.
Закрыли окно и долго сидели на кухне – прямо в одежде, дожидаясь, пока на старенькой газовой плите согреется чайник. Маше всё равно чудился ледяной ветер, он пробирался под куртку. Сидели в молчании. Как два знакомых, которым вдруг оказалось не о чем разговаривать.
Маг задумчиво достал из кармана пальто пистолет, положил его на стол рядом с собой. Зима пахла тревогой. Пахла криком. Чайник всё никак не закипал.
- Ты не думай, - сказал вдруг он, проводя пальцем по лакированной столешнице. – Я тебе зла не хочу. Только знаешь, я всё сделаю. Так надо. Мне без этого полная крышка. Ты прости.
И.М. трудно сглотнула, понимая, за что он просит прощения сейчас – за возможное исполнение своих самых страшных угроз. В ожидании горячего чая будничным тоном выдаёт: не обижайся, но я убью тебя.
Нет, не будничным. Он царапает лакированную столешницу. Он отбивает ногой постоянно сбивающийся ритм.
- А мне всё равно, - он поднимает глаза, и ветер шевелит его растрёпанные тёмные волосы – из окна всё же дует. – Мне уже не выбраться. Уже никак.
И в его голосе проступает истерика.
Закрыли окно и долго сидели на кухне – прямо в одежде, дожидаясь, пока на старенькой газовой плите согреется чайник. Маше всё равно чудился ледяной ветер, он пробирался под куртку. Сидели в молчании. Как два знакомых, которым вдруг оказалось не о чем разговаривать.
Маг задумчиво достал из кармана пальто пистолет, положил его на стол рядом с собой. Зима пахла тревогой. Пахла криком. Чайник всё никак не закипал.
- Ты не думай, - сказал вдруг он, проводя пальцем по лакированной столешнице. – Я тебе зла не хочу. Только знаешь, я всё сделаю. Так надо. Мне без этого полная крышка. Ты прости.
И.М. трудно сглотнула, понимая, за что он просит прощения сейчас – за возможное исполнение своих самых страшных угроз. В ожидании горячего чая будничным тоном выдаёт: не обижайся, но я убью тебя.
Нет, не будничным. Он царапает лакированную столешницу. Он отбивает ногой постоянно сбивающийся ритм.
- А мне всё равно, - он поднимает глаза, и ветер шевелит его растрёпанные тёмные волосы – из окна всё же дует. – Мне уже не выбраться. Уже никак.
И в его голосе проступает истерика.