Маша снова срезала цветы, снова вдыхала терпкий запах сломанных стеблей. Весь её мир был превращён в кладбище, на котором хоронили не только людей и магов, на котором глубоко в земле лежали ощущение осеннего Нью-Питерского дождя на ладонях, шум машин за окном кабинета, запах костров в степях. На котором давно истлели в прах Сабринино «Не пропадай надолго, дорогая» и «какие проблемы, капитан?» Истемира.
На котором точно так же неотвратимо похоронили улыбку отца.
Да, можно не резать стебли кухонным ножом, ударяя со злостью, наискось, можно заживлять заклинаниями сочащиеся соком ранки, но ей важно было делать именно так. Разве мыслимо по-другому собирать цветы для мёртвых?
Садовник проходил по дорожкам оранжереи после неё, прикасался к раненым стеблям, шептал то ли заклинания, то ли слова извинений. Маша оглянулась один раз: он стоял на коленях – прямо на камнях - перед кустом, плачущим росой с листьев.
Она сама никогда не плакала, срезая цветы для мёртвых. Маша спускалась в склеп по пыльным ступеням, которые ещё были озарены дневным светом, потом создавала себе небольшой шар белого пламени и шла дальше, по узкому коридору. Здесь колонны из серого камня подпирали низкий свод, который не давал дышать, а воздух пах подземельем.
За одной из каменных дверей коридора пряталась крошечная комната – всего две постамента, серый камень и нерушимый холод. И два тела: принц и наёмная убийца. Сохранённые магией, они нисколько не изменились с момента смерти, только исчезли страшные раны. Только лица стали спокойнее и бледнее.
Маша садилась на постамент в ногах Сабрины и делила цветы точно поровну. Она знала: её брат и подруга не слишком-то любили друг друга и при жизни. Истемир презрительно говорил ей: леди убийца. А Сабрина ему отвечала не менее обидным: ненаследный принц.
Вселенский разум поступил зло – он свёл после смерти двух непримиримых врагов, и – когда-то – двух самых близких Маше людей. Сейчас они лежали на расстоянии пары шагов друг от друга: Сабрина в алом платье, Истемир – в расшитом золотом костюме, каждый со своим мечом.
Маша не разговаривала с ними. Что вообще может быть глупее, чем беседовать с мёртвыми! Она осторожно прикасалась к скрещенным на груди рукам подруги, поправляла прядь волос на лбу брата.
Прядь тут же падала на прежнее место, но Маша не видела: она уже уходила, и шар белого пламени плыл следом.
Срезать цветы для мёртвых она могла только ножом.