Даже не знаю, что тут ещё сказать. Рассказец, весьма странный. Весьма странно, что моё больное воображение такое выродило. Возможно, попозже буду резать. Может, так и оставлю.

читать дальше

Мир в стеклянном шаре со снегопадом

Разламывалась спина. Маша открыла глаза и уставилась в серое в чёрную клетку небо. Там медленно плыли облака в ночном мареве, изредка обнажая крошечные булавочные головки звёзд. Пахло сырой землёй и ветром, как обычно пахнет далеко за городом, где вдоль дороги качаются сухие стебли чертополоха.
Она разогнала мутные сновидения и поняла, что проснулась от холода. По ногам тянуло сквозняком, как бывает ночью в плацкартном вагоне, если спишь ногами к проходу. Маша села и потёрла руками голые плечи, тут же пошедшие мурашками.
«Странно», - подумалось ни с того ни с сего. – «Октябрь, а в таком октябре нельзя без куртки».
Одна мысль была совершенно чёткой и ясной – октябрь, а все остальные слились в булькающую кашу. Спина болела просто нечеловечески, как будто Маша провалялась на жёстком холодном полу сутки, а то и больше. В воздухе вокруг остался только один звук - шум, как будто где-то далеко бился о стёкла дождь.
Она попробовала вспомнить, что было «до», и во рту появился привкус крови. Во вторник – Маша точно помнила - она после работы заехала в магазин за новой сумкой, потому что старая окончательно развалилась. Правда, ничего нового так и не купила. Потом… а что было потом?
Глаза не привыкали к темноте, но она всё-таки поднялась и пошла, вытянув вперёд руки. И сразу же наткнулась на стену, гладкую и такую же холодную, как пол. Под пальцами заскользили пластиковые панели.
«Где-то ведь должен быть выключатель».
Она и сама понимала, как бессмысленны поиски, но сделала ещё несколько шагов вправо и нашарила обыкновенную кнопку. Примерно на уровне её груди – простой податливый рычажок – щёлкнул, и ярко вспыхнула лампа, закачалась под самым потолком.
- Доброй ночи.
Голос раздался из-за спины. Странный – не женский, не мужской, бестелесный, как будто принадлежащий призраку. Часто моргая, она обернулась: комната оказалась чем-то средним между лестничной площадкой и зимним садом. Вместо потолка была натянула сетка, но высоко.
Никаких лестниц не нашлось, только огороженная прямоугольная дыра в полу. Зато всю противоположную сторону комнаты занимали растения. Они вились по стенам, добираясь почти до самой решётки на потолке, они цвели и отцветали, роняли на пол жёлтые листья и покачивались от ветерка.
Но вот кого не было в комнате, так это говорившего. В комнате вообще никого не было, кроме Маши. И вряд ли её ночной собеседник прятался на этаж ниже.
- Кто здесь? – спросила она глупо. Лампочка, свисающая с решётки-потолка на длинном проводе, покачивалась, отбрасывая на стены причудливо пляшущие тени.
- Там никого, - беззлобно усмехнулся голос. – Ты одна, не волнуйся.
Глаза постепенно привыкли к прыгающему свету. Маша шагнула к ограде и легла на неё грудью, рассматривая тёмный провал внизу. Света единственной лампы не хватало, и Маше мерещились то мельтешащие фигуры, то далёкий-далёкий паркет.
- Кто ты? – Она подняла голову, разглядывая стены: ни окон, ни щелей. Пластиковые белые панели чуть блестели от света.
- Философский вопрос. Скажем так, моё имя Рин, а всё остальное тебе знать не обязательно. Только имя запомни, ладно? Рин. Я запомнил твоё, Маша.
Она молча всматривалась в переплетение сочных стеблей и не решалась подойти ближе. Во рту было горько и сухо, так горько и сухо, что она позабыла даже о холоде.
- Запомнила? – потребовал голос.
- Да. И где ты, Рин?
- Ха, ну конечно же не прячусь в кустах. – Подобие усмешки застыло в воздухе. – Присмотрись внимательно.
По спине снова побежали мурашки, но уже не от холода. Она ощутила явное присутствие, совсем рядом. Крутанулась на месте: никого. Бледная кнопка выключателя на стене, вот и всё.
- Убедилась? – поинтересовался голос.
Тонко запахло скошенной травой. Она шагнула к цветам. Ближнее деревце, распустившее побеги до самого пола, медленно потянуло их к стволу. Маша замерла.
Она слышала чужое дыхание, совсем рядом. Её собеседник не исчез. Он ждал. Наблюдал за тем, как она мечется по комнате. Руки задрожали.
- Ладно, прекрати говорить загадками! – Получилось хрипло.
В переплетении ветвей она заметила блеск. Раздвинула соцветья – продолговатый небесно-голубой кристалл висел в воздухе, надёжно скрытый широкими жёсткими листьями.
- Поняла, наконец, - устало выдохнул Рин.
Она и правда всё поняла. Отступила и села прямо на пол, спиной прижавшись к ограждению.
- И что тебе нужно?
Щиколотки сводило от холода. Тонкие джинсы не согревали осенней ночью, а обуви на ней не было вообще.
- Ничего такого, о чём ты сейчас подумала, уверяю тебя, - усмехнулся её невидимый собеседник.
Слева послышался шорох. Маша нервно обернулась: ползучие побеги тянулись по каменным плитам, укладываясь, как раньше. Они её больше не боялись.
- Просто поиграть.
- Поиграть? – хмуро повторила Маша.
- Все любят играть.
Она помолчала. Спорить, угрожать? Тот, кто разговаривал с ней, не отличался здравым умом, и вряд ли внял бы логическим доводам.
- И во что?
Кристалл блестел так, что становилось больно глазам, но Маша не отворачивалась. Если она решала свою судьбу, она хотела бы смотреть собеседнику в глаза.
- В прятки, - чуть обиженно за её резкий тон проговорил Рин. – Разве ты ещё не догадалась? Я буду прятаться, ты будешь меня искать. Это же как раз то, чем ты занимаешься всю жизнь, правда?
Она сглотнула горькую слюну. Незачем отвечать. Нежданный любитель развлечений знал её имя, знал, где она работает, и его наверняка не волновало, какой срок грозил бы ему за похищение человека. О чём тут разговаривать?
- Где я?
- Эту комнату я называю «порог». Символично, по-моему. Я каждой комнате даю имя, но ты можешь придумать своё. Знаешь, я думаю, ты переживёшь здесь много интересных моментов. Так начнём?
- Подожди. Я должна знать все правила игры. Что я получу, если найду тебя?
Зашумели листья. Ветер рванул сверху вниз, загудел, разметал цветы. На зубах заскрипел песок.
- А у тебя есть другой выход? Тебе всё равно придётся искать, или ты предпочитаешь умереть здесь от голода или переохлаждения? – Он замолчал, потом покашлял, напоминая о своём существовании. – Я не буду тебе подсказывать, так было бы нечестно. Но я буду предостерегать тебя от заведомо идиотских решений. Например, от решения прыгнуть сейчас вниз и переломать себе все кости.
Маша несмело обернулась назад: в прямоугольном отверстии притаилась первобытная темнота. Прыгать туда смерти было подобно, но она призналась сама себе, что если уж проснулась в незнакомой комнате с ползучими растениями и бестелесным голосом, то почему бы не прыгнуть.
- Подожди, - она с трудом сглотнула. – Ты ведь маг. Ну, судя по кристаллу и всем этим штучкам. А я человек. Это нечестно.
Он долго молчал, и Маша думала, что вообще не получит ответа. Она сидела на полу, подтянув к груди колени, и чувствовала, что вот-вот начнёт стучать зубами от холода.
Но он ответил, судя по звуку, постукивая пальцами по подлокотнику своего кресла – или чего там.
- Ты права, это как-то неспортивно. Ну что же, давай тогда так: я не устраиваю тебе испытаний, с которыми не мог бы справиться человек. Для начала попробуй выбраться из этой комнаты, и чем скорее ты это сделаешь, тем лучше, понимаешь?
«Тоже мне, Вселенский Разум!» - хотелось крикнуть и садануть кулаком по кафельному полу. – «Мне стало гораздо легче от твоих обещаний».
Она сдержалась. Первоочередной проблемой было выбраться отсюда и попасть в тёплое место, а уже потом она обязательно подумает, как попала под власть Рина и что делать со всем этим.
Кристалл поблек, и Маша снова услышала вдалеке шум дождя. Лампа всё ещё качалась, как заведённая, и тени деревьев прыгали по стенам. Где-то капли падали на пол, стучали по листьям деревьев.
Неверными от холода пальцами Маша провела по перилам – гладкие, деревянные бруски, ни следа воды. Она прошлась по комнате, держа руку ладонью вверх. В углу, где разросся величественный папоротник, кожу пощекотала холодная капля, ещё несколько тут же упали на плечи.
Маша подняла голову: вверху квадрат решётки был отодвинут в сторону, насколько она вообще могла рассмотреть в неверном жёлтом свете. Но бесполезно, ей всё равно туда не добраться – слишком высоко, слишком гладкие стены и слишком холодно. Нужно было искать другой выход. Но какой, если в комнате нет ни дверей, ни окон, только прямоугольная тёмная дыра в полу?
Босые ноги стали ледяными. Даром, что не мороз, но дрожь и так уже родилась в груди. Маша обошла полукругом местный дендрарий, выискивая горшок поменьше, чтобы сбросить его в тёмную пропасть и выяснить, так ли на самом деле там глубоко, как мерещилось. Но все горшки как на подбор оказались огромных размеров, некоторые из них она бы даже не дотащила до перил, что уж говорить о броске.
Лампа всё ещё раскачивалась, как ненормальная. Вправо-влево. Если следить за ней, закружилась бы голова. Привалившись спиной к стене, Маша понаблюдала за ней.
Она снова подошла к перилам и оглядела комнату.
- Маша, - послышался вдруг голос из кристалла. Наверное, Рин заскучал. – Как ты считаешь, ты умная?
- Не особенно, - буркнула она в ответ. «Психов вечно тянет на философию», - мелькнула в голове безрадостная мысль.
- Правильно, - по-учительски похвалил он. – Многие считаю себя умными, не осознавая, какие же на самом деле недалеко ушли от обезьян. Я много наблюдал. Как ты считаешь, кто лучше остальных смог бы решить головоломку?
Дождь. Дождь попадал в комнату из-за открытого в крыше окна. Могло ли это что-то значить в воображении безумного мага?
«Могло», - тихонько подтвердила Маша свои мысль.
- Так кто? – нетерпеливо переспросил Рин. – Может, преподаватель логики из лучшего университета? Шахматист? Ясновидящий? А может быть, следователь? – он хохотнул в кулак.
- А ты проверь, - посоветовала Маша и оторвалась от перил, снова с протянутой рукой. Ветер бросил капельку дождя ей в лицо.
Она опустилась на колени и стала обшаривать плитки пола, одну за другой, проводя кончиками пальцев по стыкам. На спину сыпался дождь, и Маше казалось, что футболка стала совершенно мокрой.
Но она нашла крошечное отверстие, больше похожее на дефект плитки, чем на потайной замок, и дрожащими пальцами попыталась надавить на него. Маше казалось, она слышала, как внимательно сопит за её спиной Рин.
Что-то внутри легко провернулось и замерло, позволяя ей поднять плитку, как крышку у шкатулки, за выступ. В лицо дохнуло сыростью подвала и песком. Перед Машей открылась узкая тёмная щель, подходящая разве для того, чтобы просунуть в неё ладонь. Хотя идея совать руки в темноту ей и не нравилась, но за спиной увлечённо сопел Рин, и оборачиваться не хотелось ещё больше.

Рука ушла в щель почти по самый локоть, и дальше бы не влезла при всём желании, но пальцы ткнулись в конверт из грубой бумаги. Она осторожно подцепила его и потянула вверх.
Пальцы не слушались – она едва не разорвала конверт пополам вместо того, чтобы вскрыть, и вместе с ним едва не повредила небольшой тетрадный листок, вложенный внутрь. Она ушла в самый далёкий от дождя угол комнаты, но согреться не выходило. Её и так всю трясло, как от электрического тока.
- А! Может быть, математик? – продолжил Рин так, как будто не было никакой паузы в их разговоре.
- Может быть, математик, - подтвердила Маша. Ей, в самом деле, было всё равно. – Математики же выводят разные формулы. Я бы никогда так не смогла.
- Ты ловишь преступников, - вступился за её себялюбие маг. – Это тоже чего-то стоит.
- Ты очень ошибаешься, если считаешь, что я целыми днями курю трубку и строю сложные логические комбинации. На самом деле я круглые сутки пишу бумаги, а потом – ради разнообразия – хватаю за руку пару другую самых неумелых убийц.
Она развернула тетрадный лист: на нём оказалась простенькая схема из нескольких прямоугольников и линий.
- Что за бред… - не выдержала Маша.
Рин замолчал и тяжело задышал по ту сторону кристалла. Она различала его дыхание даже из своего угла. Схема дрожала в руках. Маша повернула её и так, и эдак, но ничего не смогла понять. Любимая домашняя футболка с надписью «армия» уже вымокла, и ветер продувал её насквозь.
Она закрыла глаза и откинула голову. Может быть, если потерпеть немного и посидеть здесь без движения, Рин испугается и выпустит её? Ему же нужна живая кукла для игр, а не замёрзшая насмерть. Или нет, или у него их и так много – пусть одна сломается?
- Эй, ты спишь?
Маша вздрогнула – как будто и правда очнулась ото сна. Она обнаружила, что в руке всё ещё сжимает тетрадный листок. Поднесла его к глазам: по клеткам расплывались две дождевые капли. Большой прямоугольник очень напоминал дыру в полу. Интересно, его края, обведённые чёрным маркером, символизируют перила?
По всем четырём углам дыры, тщательно выверенные под линейку, красовались квадраты. Маша подошла к углу перил и в шуме дождя услышала отчётливый щелчок потайного механизма. Прекрасно, но она не разорвётся на все четыре угла, или… взгляд Маши упал на тяжёлые горшки и кадки с растениями.
…Она уже не знала, что течёт по лицу: холодный пот или дождевые капли, с волос тоже текло и заливало глаза. Прервавшись на секунду, чтобы вытереться, Маша поняла, что больше вряд ли выдержит, и опустилась на пол рядом с последним пододвинутым к перилам папоротником. Резные листья защекотали ей шею и плечи, но Маше было всё равно.
- Не тяжело? – участливо поинтересовался Рин.
Маша обернулась на кристалл – покачивающийся в воздухе мерцающий октаэдр расплывался перед глазами. Дождь зарядил, как сумасшедший.
- Сволочь, - прошипела она, надеясь, что маг не отвернулся в этот момент и смог всё прочитать по её губам. Голос пропал.
Она собралась с силами и встала. Небольших и лёгких растений здесь не предусматривалось, большинство из них Маша просто не смогла бы сдвинуть с места, но были четыре, которые долго или не очень она могла дотолкать до положенного места. Всего четыре: папоротник, дерево с ползучими побегами, небольшая пальма в кадушке и розовый куст, о который она исцарапала все руки.
Четыре – это немного обнадёживало. Значит, она всё делала правильно.
Всё делала, как задумал этот чокнутый маг. Маша усмехнулась, который раз вытирая воду с лица, и привалилась спиной к шершавому стволу пальмы. Ну, ещё одно усилие…
Снова щёлкнул механизм, и одна панель стены медленно поползла в сторону, открывая чёрный проход. В нём вспыхнуло сразу несколько светильников, стоило Маше наступить на скрипучие половицы.
- Поздравляю, - сказал Рин уже не из-за её спины, где под дождём остался кристалл, а откуда-то справа. – Это было легко, да? Ты прошла первое испытание. Не лучше всех, но всё равно неплохо. Можешь немного отдохнуть и двигаться дальше.
- Спасибо за разрешение, - хотела сказать Маша, забыв, что у неё пропал голос. Она смогла только захрипеть и закашляться.
Здесь было гораздо теплее, но в ледяные руки и ноги далеко не сразу возвратилась чувствительность. Место, где она находилась, уже больше напоминало обычный жилой дом. Деревянные панели на стенах и коротенькая ковровая дорожка – это был коридор.
Миниатюрные бра на стенах излучали спокойный желтоватый свет и вырывали из темноты три одинаковых двери. Справа – у первой – висел маленький кристалл, который Маша не заметила в начале.
Она, как могла, отжала воду с волос. На пол часто и дробно упали несколько капель. Футболку тоже не мешало бы высушить, но делать это на глазах у сумасшедшего мага не хотелось. Маша подёргала за ручку первой двери – заперто.
То же самое получилось и со второй, а вот третья неожиданно поддалась.
- Поговори со мной, - с преувеличенной радостью попросил Рин. – Поговори, поговори со мной. Скажи, как ты думаешь.
- Заткнись, - пробормотала Маша, отчётливо стуча зубами, и ввалилась в комнату.
- Выпей чаю, - в тон ей предложил Рин. – А, хотя у тебя ничего не выйдет.
За столом сидели куклы в человеческий рост. Маша неуклюже тронула одну за пышные рыжие волосы, и та повалилась на пол. Пирожные на фарфоровых тарелках тоже оказались ненастоящими. Кругом стояли пустые чашки.
Маша села на освободившийся стул, сложила руки и уронила на них голову. Меньше всего ей хотелось смотреть в глаза пластиковых подружек. Шли секунды, тяжёлые, как ожидание рассвета.
- Эй, - требовательно протянул Рин. – Вставай.
Маша подняла голову. Под потолком светилась единственная лампа в оранжевом пышном абажуре, и мохнатые тени прыгали по стенам. Куклы протягивали к ней бледные руки.
- Играй! Играй дальше, - закричал он. Раздался противный хруст и неясное чертыханье, потом всё стихло.
Маша криво усмехнулась. Её занимали другие мысли – было не до игры. Будут ли её искать или решат, что уехала по делам, никому не сообщив, как всегда? Если будут, скоро ли найдут? Сколько ей тут придётся сидеть: день, два, неделю? И если он так неплохо всё обставил, позаботился ли о том, чтобы укрепить дом снаружи?
Она потянулась и толкнула куклу с чёрными кудрями в лоб. Дрогнули пушистые ресницы. Кукла покачнулась, но усидела, растопыренные пальцы по-прежнему тянулись к Маше, но теперь она заметила, как на пластиковом пальце блестит настоящее золотое кольцо.
Оно легко поддалось, поползло к розовому ногтю. Маша вздрогнула и отпустила его из рук: в колеблющемся свете ей показалось, что куклы шевельнулись, а спину просветил внимательный взгляд.
И Рин молчал, уж лучше бы он нёс сумасшедший бред, как раньше, и не оставлял бы ей простора для мыслей. А так ей казалось, что он замер в углу с топором. Или какой вид оружие ещё любят чокнутые маньяки?
- Это паранойя, - произнесла Маша в голос, чтобы утихомирить дрожь в руках. Если она даст волю воображению и увидит в лицах кукол насмешливые гримасы, ей не дождаться помощи. Потому что она умрёт прямо здесь, заколовшись со страху игрушечным ножом.
- Это некрасиво, - сказал Рин вдруг погрубевшим голосом. – Ты некрасивая. Мокрые волосы.
Она развернулась и швырнула в угол комнаты игрушечным, но увесистым кофейником. Кристалл разлетелся с тонким звоном, свет в его осколках потух сразу же, как только они упали на ковёр. Эхо заметалось по углам и тоже стихло. Из-под полуприкрытых век безразлично глядели куклы, и Маша продемонстрировала им победоносную усмешку – пусть знают.
Дом притих, зашумел ветром, защёлкал неведомыми деталями в своих глубинах. Глубоко вдохнув, Маша встала, пытаясь держать на виду всех кукол. В любом доме должно быть окно. Хоть одно окно, пусть за ним ночь и дождь. Она будет знать, что мир не закончился коротким коридором.
В углу нашлась дверца шкафа, запертая, хоть и ходившая ходуном от любого прикосновения, и больше ничего. Шёлковые драпировки стен скользили под пальцами и рвались. На ладонях оседала чёрная пыль. В мохнатых тенях от лампы Маше постоянно чудились своры насекомых, которые бросались врассыпную, стоило ей только сделать шаг.
Послышался приглушённый стон, и как будто воздухом от дыхания щекотнуло ей шею. Маша побоялась оглянуться, и только застыла, пытаясь вздохнуть.
- Я думал, ты сообразительнее.
Драпировка опять треснула под пальцами, обнажая сырые камни, и опять множество мохнатых многоногих тел разбежалось в спасительную темноту. Маша взяла со стола тупой игрушечный нож и сунула его между дверцей шкафа и стеной, повела вверх. Тонкий язычок замка щёлкнул и тут же встал на место.
От волнения темнота поплыла перед глазами. Она вытерла выступившие слёзы и снова взялась за нож, чувствуя за плечом чужое плохо пахнущее дыхание. Щеколда поддалась на этот раз, и дверца со скрипом подалась на Машу.
- В старых шкафах дверцы всегда открываются сами собой, - сказал Рин задумчиво. – Если их не запирать.
На полках сидели куклы. Не шарнирные красавицы с волосами, настоящими на ощупь, а голые и растрёпанные бедняги. У некоторых не хватало руки или ноги. Глазницы той, что сидела к Маше ближе всех, залепила грязь. И если бы это было всё.
Верхнюю полку занимали «многоножки» из десятков слепленных друг с другом пластиковых тел с растопыренными ручками. С нижней на неё угрюмо взирали изуродованные кукольные лица. Маша поборола тошноту и желание захлопнуть дверцу и задвинуть чем-нибудь потяжелее.
- Ну же, смелее, - раздражённо окликнул её Рин. С полминуты он словно бы наслаждался её замешательством, а потом ему надело.
«Ещё бы», - подумала Маша, повинуясь рождающемуся внутри холоду. – «Если это только начало, что же он приготовил ещё?».
Она только начала отогреваться, и в заторможенное сознание пришла простая мысль – если здесь бывали люди и до неё, куда же они подевались? Может, они прошли лабиринт до конца, и Рин выпустил их, взяв подписку о неразглашении? В сказку хотелось верить, но не верилось.
На шее у большой куклы с провалом вместо рта висела засаленная верёвка с ключом. Обычным ключом, металлически-серым, с плёночкой окисла по краю бородки. Умом Маша понимала, что перед ней всего лишь старый кусок пластика, но несколько секунд не могла заставить себя дотронуться до неё. Рука оцепенела в воздухе.
- Гадость какая, - зашипела Маша, случайно коснувшись жёстких спутанных волос. То ли опять игра тусклого света, то ли взаправду из них выскочили два толстых жука и бросились прочь.
Верёвка с ключом оказалась у неё в руке, а дверца шкафа – за спиной. «Они всегда открываются сами собой, если не запереть». Маша знала, что когда она шагнёт вглубь комнаты, когда подойдёт к двери, шкаф откроется, и куклы снова будут смотреть в спину забитыми грязью глазницами.
Она немного успокоила дыхание, сглотнула. В комнате всё было по старому, и покачивался пыльный абажур, бросая блики на лица пышноволосых красавиц, сидящих за столом. Бледно-розовые губы кукол застыли в подобии улыбок.
«А если разбить все кристаллы. Все-все, которые только можно найти. Тогда он придёт сюда. И смогу ли я его обмануть?»
Она закрыла глаза и услышала, как вдалеке шумит дождь, бьётся о стены, течёт по стёклам.
«Нужно идти», - сказала себе Маша. – «Нужно что-то делать, а не задыхаться тут в пыли и не ждать, когда мерзкие насекомые начнут откусывать от меня по кусочку. Лучше делать неправильно, чем не делать ничего».
В полумраке коридора она пыталась попасть ключом в замочные скважины, то и дело косясь на слабо мерцающий кристалл. Свет бра как будто специально приглушили, оставив её барахтаться во мгле, ощупывать чуть тёплые панели дверей.
Если на шее у куклы-калеки висел ключ, значит, он должен к чему-то в этом доме подходить, а иначе игра потеряла бы всякий смысл. Маша поймала себя на том, что крутит эту мысль в голове и так, и эдак, и каждый раз дыхание перехватывает от острого беспокойства. С чего она вообще взяла, что в игре есть смысл?
Ключ нехотя поддался в замочной скважине дальней двери. Маша повернула его два раза, боясь переломить пополам, и толкнула дверь плечом. Сырой затхлый воздух ударил ей в лицо, в нос забилась взметнувшаяся пыль. Вцепившись в косяк, она чихнула, раз, и ещё. Рин приглушённо засмеялся издалека.
- Иди-иди.
Свет из коридора мягко ложился на высокий старинный порог, но дальше в комнату не проникал, как будто боялся. Маша сколько ни стояла в дверном проёме, сколько ни щурилась, всё равно различала лишь стены с бархатными на ощупь обоями и восковые столбики свечей – пять, или больше, в небольшой нише.
Была бы она магом, призвать к жизни лёгкие огоньки на них всех не составило бы труда, но откуда человеку взять огонь в чужом доме, в тёмной комнате и коридоре, где дует терпко пахнущий ветер?
Рин молчал, но теперь его молчание казалось Маше настороженным, сдержанным, как будто он сильно сжимал губы. Может, пройти в тёмную комнату так, пошарить руками по стенам. Должна же там найтись заветная кнопка выключателя, ведь иначе игра теряет всякий…
«Стоп», - приказала себе Маша. Она не пойдёт в тёмную комнату, потому что маг, который собирает на свалках старых кукол и клеит из них человеческие многоножки, способен расположить в той комнате всё, что угодно. А будет это милое блохастое чучело пещерного медведя или медвежий капкан посреди персидского ковра, откуда ей знать.
Она преодолела отвращение и взяла в руки кристалл, который всё ещё висел в конце коридора. Хорошо, что не успела его разбить, но плохо, что Рину сейчас так удобно наблюдать за ней. Плохо в комнате без света.
В шаге от порога она различила прямоугольную чёрную дыру. Маша присела на корточки, потрогала её край, и пальцы лизнуло ледяным холодом. Она медленно протолкнула глоток воздуха в горло. Дыра доходила краем до самой стены, не оставляя даже крошечной приступки, и терялась в темноте комнаты. Бледный кристалл давал слишком мало света.
Маша вообразила, что было бы, сделай она один неосторожный шаг, и затылок похолодел от ужаса. Ей показалось, что в детстве она видела кошмарный сон с таким сюжетом, и с дыркой в полу у самого порога.
Мелькнула предательская мысль: «А что, если его предыдущие игрушки всё ещё здесь, в этом доме? Да, они могли далеко уйти, но если посчастливится встретить кого-нибудь, станет гораздо легче, и можно будет придумать, как выбраться отсюда». Маша так долго вглядывалась в чёрную дыру, что перед глазами запрыгали белёсые мошки.
Она поднялась на онемевшие ноги и ощутила, как пересохло в горле. Сейчас бы выпить горячего чаю, сладкого, с лимоном, тогда отступили бы и холод, и простуда. Как некстати такие мечты.
К счастью, дыра в полу оказалась узкая, Маша легко перешагнула через неё, хоть внутри всё подобралось. Свет от кристалла озарил крошечную комнату с тяжёлыми портьерами, подвязанными лентой у самого пола, и столик на тонких гнутых ножках. По разные стороны от столика нашлись кресла ему под стать, с кисточками по углам подушек.
Сердце закололо от глупой радости. Сейчас она выглянет в окно. Хоть примерно узнает, куда попала, и время суток. Да, это будет превосходный шаг к освобождению, ведь…
Она дёрнула портьеру, та с шорохом отошла и открыла фальшивые окна, выведенные чёрной краской прямо на обоях. У неё опустились руки. И в это же мгновение Маша поняла, что шум дождя стал совсем далёким, нереальным. Как она вообще могла поверить такой необоснованной надежде.
Со стороны кристалла послышался приглушённый смех. Она втянула голову в плечи, сжала кулаки и стояла так, пока не утих бешеный грохот крови в голове. Потом обернулась. Вся комната теперь была озарена голубоватым сиянием, под потолком висела громоздкая хрустальная люстра, впрочем, ни одна лампа в ней не горела, но голубоватый свет кристалла красиво мерцал на всех гранях.
- По-моему, потрясающе, - сказал Рин, приняв её взгляд за вызов к разговору. – А ты как думаешь?
Маша отвернулась, переступила по жёсткому ковру. Из коридора повеяло ночным ветром, щиколотки лизнул холодок, и вдруг дверь громко хлопнула, заставив Машу дёрнуться от испуга. Секунду она взглядом мерила деревянную панель, ожидая, что ещё произойдёт, но всё стало тихо.
Когда она обернулась, на столике нашлась небольшая шкатулка, неприметная из-за выжженного на крышке орнамента. Таким же была украшена и сама столешница, и жёсткие подлокотники кресел. Маша коснулась крышки, и та сама собой поддалась, щёлкнув потайным замком.
Она осторожно опустилась в кресло, пахнущее барахолкой, и притянула шкатулку к себе. Лакированное дерево под пальцами – и ни пылинки. Под крышкой заиграла тихая музыка, ноты растянулись, как будто садилась батарейка. Маша тряхнула шкатулку, и мелодия затихла. Она обернулась на кристалл – выкинуть бы его в коридор, а лучше разбить, но тогда у неё совсем не останется света.
Под крышкой была игра, как детские пятнашки, вот только кусочки – разной формы, и две пустые ячейки не давали толом сдвинуть ни одной. Маша попыталась подцепить ближайшую часть головоломки ногтем, но та крепко держалась.
- Их нужно двигать, - подсказал Рин, понаблюдав за тем, как Маша суёт в рот занывший палец. – Двигать, пока не получится изображение, как на крышке. Старая забава. Тебя ещё не было, когда я играл в такие.
Она тряхнула шкатулку снова.
- Ну да, только эту невозможно собрать. Тут же ничего не сдвигается.
- Сдвигается, - тихо сказал Рин и замолчал.
Маша долго наблюдала за тем, как вращается кристалл внутри хрустальной люстры, но маг больше не заговорил. Заснул или потерял к ней интерес. Она опустила голову на подставленные руки, почти ничего не видя перед собой. Уставшие глаза слезились, и расплывались частицы пятнашек.
- Значит, ты хотел найти самого умного… - пробормотала Маша, отставляя от себя шкатулку. Вместо ярости и страха накатывало безразличие.
Она подтянула под себя ноги, а виском прижалась к мягкому подголовнику кресла, и скоро в сознании поплыла разноцветная мгла.

- Вставай.
Настойчивый голос привёл Машу в себя, хотя всё её тело и так вопило от боли. Еле разогнув спину, она села ровно. Глаза резало от света. Кристалл поблек, и теперь из-за двери лился дневной свет.
- Чего тебе, Рин? – выдохнула она. Воздух оцарапал пересохшее горло. – Я не буду ничего складывать. И никуда больше не пойду. Я недостаточно умная для тебя.
- Вставай. Думаешь, ты одна такая? Мне все тут устраивали истерики. Ничего. Покричат-покричат, и идут дальше. Жить-то хочется. Есть, пить. Так что я помолчу пока, а ты подумай, ладно?
Маша дёрнулась, пытаясь резко вскочить с кресла, но локоть заскользил по деревянному подлокотнику. Она упала на подушки, снова выбивая из них облачка дурно пахнущей пыли. Столик качнулся, и шкатулка с грохотом рухнула на пол. Коротко и жалобно тренькнула старинная мелодия.
- Расколотить его ты тоже не первая пытаешься, - вздохнул Рин задумчиво. – Мне думается, если бы люди меньше занимались всякой ерундой, они могли бы достичь многого, очень многого.
Маша покосилась на кристалл и вышла. Бра в коридоре уже не горели, и мрачноватый свет утра лежал на ковровой дорожке. Потирая озябшие спросонья плечи, Маша добралась до оранжереи.
Дождь больше не долетал до пола, все она в потолке были закрыты. Мерный стук капель заставил Машу нервно облизнуть губы. Напрасно – во рту давно пересохло. Прозрачный потолок казался теперь ещё выше. Дождь ставил на стекле невидимые многоточия.
- Иди уже, - мысленно усмехнулась Маша самой себе.
Шкатулка, брошенная на полу, не давала о себе забыть. Маше не куда было деться. Ей не выбить третью дверь, не добраться до пятиметрового потолка в оранжерее. И вряд ли она сможет хоть что-то сделать Рину, если встретит его лично.
Ведь он тоже не дурак – похитил девчонку, только что закончившую институт, а мог бы матёрого оперативника, мужчину, владеющего тремя видами единоборств и пятью видами оружия. Такой уж он – Рин – всё продумал с самого начала.
Маша вернулась в кресло и подняла с пола шкатулку. От удара частицы головоломки чуть сдвинулись, и теперь она увидела единственно возможный ход.
Всё было непросто. Маша ловила себя на том, что в задумчивости кусает ногти. Казалось, друг за другом прошло несколько часов, потом солнце село, поднялось и снова село. Кусочки не собирались. Один торчал нелепым выступом, перегораживая путь остальным, другой никак не хотел становиться в нужный угол. Выжженный орнамент из ползучих растений не желал складываться в одно целое.
Наконец Маша подняла голову и помяла пальцами онемевшую шею.
- Выберешь подсказку, может? Только, смею заметить, это самая простая загадка из тех, что я тебе приготовил.
Она криво улыбнулась кристаллу.
- И что ты возьмёшь взамен подсказки? Руку или ногу мне сломаешь? Нет уж, я обойдусь. Я почти собрала твою игрушку. Ещё пару деталей сдвинуть.
Рин молча понаблюдал за ней, и Маша, тупо глядя в головоломку, пожелала ему ослепнуть. Она долго не могла снова сосредоточиться на шкатулке, бессмысленно двигала одни и те же кусочки туда - обратно, когда маг опять заговорил.
- Я хочу дать тебе две подсказки. Просто так. Одну я уже дал, когда ты собиралась прыгнуть в дыру в оранжерее, а то было бы их три.
Маша сощурила на свет уставшие глаза.
- Не нужно, благодарю.
- Потом сама попросишь, - мрачно пробормотал он.
Частицы пятнашек, в конце концов, встали на место, и тут же щёлкнул механизм. Она так и думала – в потайном дне лежал ключ с исцарапанной бородкой. По нему как будто скребли когтями в тщетной надежде достать.
- Ты сказал, в детстве играл в такое? – По дороге к двери, Маша обернулась к кристаллу. Дурацкая привычка смотреть собеседнику в глаза.
Рин молчал. Ключ подошёл идеально, и Маша испытала мгновенный прилив радостного возбуждения.
- Тебя заставляли решать загадки вместо обеда и ужина? Плюшевых медведей прятали?
Дверь оказалась тяжёлой, отсыревшей, глухо стукнулась у Маши за спиной. Под потолком мигала закопченная лампочка. В глубокой пыльной тишине капала вода.
- Куда ты меня привёл? – хмуро поинтересовалась Маша, мгновенно позабыв о своей эйфории. Полуободранные обои пахли мышами.
Мигающая лампочка осветила кучу тряпья в углу. Маша дёрнулась в ту сторону, но тут же замерла. Её остановил мерзкий запах – не трупный, другой.
- У меня в детстве всё было хорошо, - быстро заговорил Рин, как будто испугался, что Маша его не дослушает, зажмёт уши руками и завизжит. Но она слушала, прижимаясь спиной к двери, потому что не знала, что делать дальше. – У меня было самое счастливое детство.
- Хорошо, - слабо усмехнулась Маша, размышляя, что лучше бы не раздражать его слишком сильно.
Одуряющее воняло формалином – теперь она поняла, что это за запах. В таком засыпают насекомые. Ей захотелось обратно, но дверь уже не поддавалось, рассохшийся косяк приглушенно ухал от каждого толчка.
- Слушай, Рин, - проговорила она, пытаясь отыскать взглядом кристалл в полумраке у потолка. – Ты что-то совсем далеко зашёл. Этим и отравиться ведь можно.
- Можно, - согласился он. – И один уже отравился. Тоже стоял и спорил со мной, вместо того, чтобы искать выход, потому и не успел. Совсем немного не успел. Ха-ха.
Маша уставилась на то, что она вначале приняла за кучу тряпья, и, ей показалось, различила там белую тонкую руку с тонким ободком часов. Она закашлялась: вдруг пересохло в горле.
Закопчённая мигающая лампа давала совсем мало света. Маша судорожно вцепилась в косяк двери. Рин сказал, что её предшественник не успел всего немного, а значит ли это, что у него в неподвижных пальцах поблёскивает ключ от какой-нибудь потайной двери?
Она закашлялась снова, стряхнула выступившие на глазах слёзы и пошла вдоль стены, кусая губы от отвращения. Старые обои крошились под руками, и на пальцах оставалась липкая субстанция. Вся комната – три шага наискосок – подёрнулась дымом млечного цвета.
Поборов желание зажмуриться, Маша присела на корточки перед телом человека, и запах формалина едва не сшиб её с ног. Из серой от пыли манжеты выглядывали костлявые пальцы, и Маша не сразу поняла, что с ними не так. Алые язвочки – как следы от крошечных зубов. К счастью, он лежал лицом вниз, но она успела рассмотреть запонку с гербом университета и потускневшее обручальное кольцо на костяшке пальца.
Маша прижала руку ко рту, пытаясь задержать дыхание. Здесь формалин мешался с вонью разлагающейся плоти, и хоть она давно ничего не ела, желудок всё равно сделал кувырок с переворотом.
Ключ висел у него на шее, на такой же засаленной бечёвке, как и в истории с куклой. Руки у неё затряслись.
Кожа трупа на ощупь оказалась пергаментно-сухой, ключ крепко держался, сжатый между телом и половицами. Маша дёрнула, и мёртвая голова повернулась к ней, изъеденная крысами до неузнаваемости. Она шарахнулась назад, едва удержав ключ в руках, отчаянно попыталась сохранить равновесие, но пол ушёл из-под ног.
К горлу опять подкатила тошнота. Маша ощутила себя на короткошёрстном ковре, в клубах мерзкого запаха, в тумане, и уже не смогла понять, был ли туман ещё одним фокусом Рина, или у неё помутилось перед глазами. Под половицами гулко охнула пустота.
«В комнате нет дверей», - грузно возникло в угасающем сознании. – «До потолка тоже не добраться. Значит, должен быть люк. Или игра не имела бы смы…»
Она с усилием поднялась на колени, дёрнула ковёр и принялась выстукивать по деревянному полу. Под люком должна быть пустота. Когда слабость чуть не свалила её на пол во второй раз, под пальцами оказалось старое, почти вросшее в пол кольцо. Маша рванула его вверх, забивая под ногти пласты ржавчины. Кольцо поддалось.
С крышки люка сыпались комья пыли и пауки. Он поднимался трудно и неторопливо, как будто силился показать всю свою важность. Что-то хрустнуло под пяткой, когда Маша шагнула назад. Она постаралась не воображать – что именно. И не смотреть вперёд.
Просто села на край люка и прыгнула вниз, по инерции задержав дыхание.
Холодный пол. Странные звуки, похожие на шаги. Она попыталась вскочить, но резкая боль пронзила лодыжку, и, падая, Маша поняла, что вовсе это не шаги. Это жиденькие аплодисменты Рина за её победу.
- Поздравляю, - сказал он со злобной прохладой, и Маша не поняла, чем успела не угодить. Запах формалина всё ещё стоял в воздухе – или теперь только чудился.
- Как щедро, - пробормотала она, до боли растирая глаза. Их до сих пор щипало, и вот это точно не казалось. Маша приказала себе прекратить и, с трудом разлепив веки, огляделась.
Здесь было светло. Светло, сыро, и почти ничем не пахло. Холодные плитки пола скользили под ногами. И посреди комнаты стоял питьевой фонтанчик, тихонько журчала вода. Забыв о боли в ноге, Маша бросилась к нему и плеснула ледяной водой на лицо.
Глядя в фарфоровое дно, она проглотила тягучую слюну и подумала, мог ли Рин отравить воду?
- К демонам, - шепнула она, потому что от близости воды жажда стала невыносимой, набрала её в сложенные лодочкой ладони и выпила. Потом ещё раз и, кажется, ещё. Если бы в углу комнаты притаился монстр, он бы сожрал Машу, не получив ни малейшего сопротивления. Но стало гораздо легче.
Она выпрямилась, с удовольствием расправив плечи и спину, и оглядела место, куда попала. Три стены здесь представляли собой решётку, по которой вились растения. Теперь стало ясно, почему здесь так холодно: ветер свободно гулял по комнате, и босые ноги стыли так, словно Маша в середине октября вышла босиком прямо на улицу.
- Итак, Рин, может, поговорим? Я думаю, что ты не объективен.
Маша постояла у решетки, взявшись на прутья. Все три стены выходили на внутренний двор, и за полуоблетевшими кустиками виднелся высокий каменный забор.
- Как в тюрьме, - подумала она вслух.
Никаких выступов на заборе, о которые можно было бы зацепиться, ничего. По двору вилась тропинка к небольшому строению в его глубине. Маша покрутила головой, надеясь разглядеть кристалл, и нашла его среди переплетённых стеблей.
Как бы там ни было, ей стоило добраться до комнаты потеплее и задуматься, наконец, о своём положении здесь. Свежий ветер, конечно, не формалин, но подхватить простуду – тоже малоприятно.
Маша посмотрела на тёмную дыру в потолке – оттуда свисали клочья паутины и пыли. Оттуда тянуло слабым запахом мертвечины, или это тоже только казалось.
Четвёртая стена была голой, скучной, но зато с дверью. Изящная резьба на ручке – Маша повернула её – конечно же, заперто.
- Почему же я необъективен? – спросил маг, словно продолжал старую и очень наскучившую беседу.
Маша дёрнула ручку ещё раз, надеясь на волшебство. Заперто, демоны побери. Она отвернулась от двери, лицом встала к кристаллу и задумчиво прикусила губы.
- Ты сказал, что собираешься проверять мои умственные способности, но пока что проверяешь всё, что угодно, кроме них. Ну сам вспомни: интуицию, силу, выносливость, выдержку, хладнокровие. Что там ещё? Думаешь, слишком много ума надо, чтобы выжить, вдыхая отраву?
Рин помолчал, снова заставляя её переступать ногами на холодном полу. Маша попыталась выгадать себе время для раздумий, но мысли были только о холоде.
- Ты считаешь себя умной? – спросил он, в конце концов.
- Я уже говорила, что нет.
«Плитки на полу», - думала Маша. – «Может, что-то с ними? Не похоже, но тогда с чем?»
- Зачем же тогда ты стала следователем?
«Фонтанчик? А с ним-то что может быть? Не вырвать же его из пола!».
Маша помедлила с ответом, снова облизнула губы, ощущая, как возвращается жажда. Она бы выпила ещё воды, но знала, что нельзя. Любые излишества повредят, нужно выбираться отсюда. Пальцы на ногах уже потеряли всякую чувствительность.
- Ты всё равно не поймёшь, Рин. Наблюдательности можно научиться. Правила можно зазубрить. Но я не умная, есть люди гораздо сообразительнее меня.
Она обследовала фонтанчик сверху донизу. Подтекающая ледяная вода заливала пальцы. Маша скривила губы, подумав, что когда она начнёт случать зубами, вряд ли её доводы покажутся Рину убедительными. У высеченного из камня ангела, который поддерживал фонтанчик, вокруг локтя была обмотана толстая проволока.
С трудом сгибая замёрзшие пальцы, она размотала проволоку и с сомнением обернулась на дверь. Рин насмотрелся старых фильмов и теперь хочет, чтобы она соорудила отмычку из подручных материалов? Зря он так, и проволока с трудом влезала в замочную скважину.
«Зря», - ещё раз подумала Маша, топчась у двери. Но проволока всё равно должна пригодиться. Иначе всё потеряло бы…
«А ты расклеиваешься, дорогая», - сказала она самой себе. – «Уже только и делаешь, что рефлексируешь, как глупая стрекоза. Иди вперёд, просто иди вперёд».
И снова заныла лодыжка, это уж для полного счастья. Маша захромала вдоль стен, ведя по ним рукой. Побелка оседала на пальцах. Разбивать оконные стёкла? Вряд ли она протиснет между решёток хотя бы руку.
Босые ноги шлёпали по кафельным плиткам. Холода Маша уже не ощущала, она и сама стала холодом, его олицетворением во плоти. Но свежий воздух давал надежду, призрачную мечту о свободе.
Одна из рам оказалась приоткрыта. Рука соскользнула по ней, и пальцы угодили в узкую щель. Одна рама в этом месте отходила от второй, запертая снаружи на невесомый крючок, но двойные стёкла и широкий промежуток между ними не дали бы дотянуться до крючка пальцем.
Маша, глупо усмехаясь, распрямила скрученную проволоку. Чего она добьётся, убеждая Рина, что он неправ? Приведёт его в ярость, вгонит в апатию? Она не слишком часто встречалась с ненормальными, чтобы знать это наверняка. Говорят, тут нужно со всем соглашаться.
Окно распахнулось, стоило ей немного подтолкнуть. Плети растений вынырнули наружу, затрепетали от ветра. Маша сжалась от холода. Это секунду назад она думала, что привыкла к нему. Сейчас ледяные пальцы забрались под футболку, вцепились в горло. Под ногами было полтора метра до земли.
Она не особенно раздумывала – прыгнула, вполне удачно, и ступни сразу провалились в сырую траву напополам с жидкой грязью. Внутренний двор со всех сторон подпирался глухими стенами, и только в конце виляющей тропинки виднелся крошечный домик, помещение для садового инвентаря, но довольно чистое и крепкое на вид. В любом случае, ей больше некуда оказалось идти.
Простуда царапала по горлу, ворочалась там и хрипела. Забор уходил высоко вверх, так что будь Маша хоть акробатом, вряд ли она смогла бы забраться так высоко по гладкой стене.
Но на её счастье дверь в пристройку оказалась открытой. Внутри нашлась небольшая тахта с потертым, но чистым пледом. Надо же, а ведь Рин и правда не заинтересован, чтобы его кукла вышла из строя. Или так вышло случайно? Маша завернулась в плед и села у стены, не переставая дрожать.
В углу стояла метла, валялась на полу ржавая лопата, вот и вся обстановка. Толком даже не вооружишься. Из единственного засиженного мухами окна открывался вид на тропинку и стену дома.
Не спать. Думать. Думать о том, что делать дальше. Маша уткнулась в закутанную в плед коленку. Когда она пропала? Вчера вечером? Если так, то прошло не так уж много времени. Пока хватились на работе, пока… а, демоны. Если вчера она возвращалась домой и заехала в магазин за сумкой, то вчера была пятница. На работе её никто не хватился.
Не сметь спать. Думать! Она возвращалась с работы, и шла по центру города, и, как на зло, на глаза попался тот самый магазин сумок, да ещё и с цифрой семьдесят на витрине. С огромной цифрой на огромной витрине. И животным инстинктом Машу потянула внутрь, хоть она ужасно хотела домой, есть и спать.
Нужно думать и обязательно – всенепременно – вспомнить, что было дальше. Она вошла, рассмотрела весь ассортимент товара и ничего не купила, хотя сумочка с чёрными кружевами была очень даже ничего – но куда ей носить, такую изящную. Потом… а что потом?
Маша до боли прижималась лбом к колену, ныли от усталости мышцы, перед глазами плясали цветные кольца. Она пыталась вспомнить, а сознание пакостно подсовывало всё что угодно, кроме нужного. Полгода назад, например, она сильно напутала с архивными документами, за что получила нагоняй от начальства.
Ноги понемногу согревались, и дрожь отступала вглубь. Маша сильнее сжимала зубы. Она вспомнит, это сложно, но получится, если не отступить.
Что было после? Она вышла из магазина – как логично было бы предположить – и, вероятнее всего, пошла к остановке автобуса. Больше ей просто некуда было деваться в тесном от машин и людей центре города. Хотелось, наконец, взглянуть на эти бесконечный пробки свысока, с пятого этажа, а не как их непосредственный участник. Мысли путались, но если рассуждать логически, её никто не смог бы похитить на глазах у тысяч сограждан, а значит, произошло что-то ещё, что-то совсем иное.
А если всё так, то ситуация очень печальна. Её никто не хватится на работе, а знакомые просто решат, что она как всегда ушла в себя и вернётся не скоро. И когда, наконец, заподозрят неладное, неизвестно ещё когда доберутся до особняка Рина. И доберутся ли вообще. Короче говоря, надеяться на спасение не стоило, разве что только ей волшебно повезёт.
Маша поняла, что отогрелась, и высвободила руку из-под пледа, пригладила спутанные волосы. Значит, у неё есть только один выход – бежать. Пусть босиком, пусть неясно, сколько здесь идти до ближайшей трассы. Шансы есть, по крайней мере, кругом не метель и снега не по пояс. Погибнуть в доме-лабиринте гораздо вероятнее, чем за его пределами. Только нужно всё хорошенько продумать.
- Рин! Эй, Рин, - позвала она, оглядывая своё временное пристанище. Свет, льющийся из единственного окна, слабо разбавлял сумрак в углах, но кристалл она бы заметила. И Рин молчал.
Маша медленно поднялась и обследовала каждый шаг. Поскрипывали старые половицы, но в общем было тихо. Рин с ней не заговорил, не послышалось его напряжённого дыхания у Маши за плечом или хихиканья из тёмного угла.
Она вышла на улицу. Высокие окна дома взирали поверх её головы. Маша прошла до тропинке до самого её конца и обратно, поковыряла ногтем камень в ограде. Кристалл висел в открытом окне, как любопытный глаз, но Маша так шарахнула по нему рамой, что послышался хрустальный звон. Она с удовлетворением подумала, что если не разбила его, то, во всяком случае, точно оттолкнула к стене.
Было даже немного странно, что Рин не навешал кристаллов здесь на каждом шагу. Маша ходила вдоль тропинки, хлюпая ногами по жидкой гряди и мечтала, как добежит до трассы и поймает попутку, а потом вцепится незнакомому водителю в рубашку и будет долго рассказывать о своих злоключениях и рыдать, рыдать и рассказывать.
- Ненавижу тебя, - спокойно сказала она в пустоту, надеясь, что всё-таки Рин её не слышит.
И вдруг ощутила запах. Это оказалось нечто новое, настолько чуждое октябрьскому ветру, что Маша замерла посреди дорожки. Сладко-терпкое с нотами шиповника в послевкусье. Или шалфея. Такому запаху неоткуда было взяться посреди увядших степей, и даже дом не мог так пахнуть, потому что дом пах мышами, пылью и формалином.
Но хуже всего было то, что Маша узнала этот запах, он шевельнул в ней отдалённые воспоминания, смутные образы и никакой конкретики. Она точно знала, что уже ощущала аромат с тонкой ноткой шалфея, но когда и где, к чьему плечу прижималась так близко, чтобы почувствовать – и тут снова начинало ныть в затылке.
- Знаешь, - сказала Маша сама себе, - хватит уже. Просто хватит.
Она долго пыталась сдвинуть с места тахту – все четыре ножки как будто вросли в пол, и даже подковырнуть их лопатой не выходило. Но потом дело пошло. Отчаянно колотилось сердце. Маша только у порога остановилась, чтобы передохнуть. Пот давно залил лицо. Она сложила руки на спинке тахты и опустила на них голову. Просто дотерпеть до конца. Рин же хотел от неё именно этого.
Тахта не проходила в дверной проём, пришлось уложить её на бок. На днище осталась длинная царапина – след от косяка. Рину не понравится, определённо. Маша ощутила, что выдохлась, и захохотала – точнее, бессильно задёргалась, вцепившись в лакированный борт.
Ничего, не страшно. Главное – выбраться отсюда, а там уже каждый шаг будет падать в копилку расстояния между ней и домом-лабиринтом.
Маша придвинула тахту как можно ближе к забору, влезла на неё и поняла, что всё равно не дотянется до вершины забора. Нужно прыгать. Ничего, она прыгнет. Изломает все ногти о камень, если так будет нужно. Пусть воет от боли каждая мышца.
Она аккуратно сложила плед и швырнула его вверх. Трепыхнулось в воздухе серое шерстяное крыло и перелетело на ту сторону. Следом за ним прыгнула Маша. Она зацепилась кончиками пальцев за самый край ограды и, не выдержав, соскочила вниз. Застонала тахта. Маша прыгнула снова, на этот раз удачнее.
Собрав все силы, подтянулась на руках, и вот уже увидела степь за стенами дома-лабиринта. Оттуда пахло дымом и сухой травой, так что слёзы навернулись на глаза. Хотя, может слёзы выступили от тяжести собственного тела. Она легла грудью на поребрик, пытаясь перевести дыхание.
Отсюда были видны те самые степи, редкие и уже почти голые деревья, холмы вдалеке и серую вену дороги. На равнине сложно определить расстояние наверняка, но дорога была, и уже это - большая удача.
Маша подтянулась ещё раз и с ногами оказалась на верху ограды. Можно было вдохнуть полной грудью – первый и единственный раз перед тем, как пуститься в побег. Плед неопрятным комом валялся по ту сторону забора. Нет, ей не было холодно. Ей было жарко от чувства близкой радости.
За её спиной – тишина наполнилась хрипом, криком, множеством стонов. Ёкнувшее сердце потянуло вниз, Маша не прыгнула, а скорее упала, спиной больно зацепившись за выступающий камень. Удар огромной силы догнал её со стороны дома, а потом всё стало больно и тихо – снова тихо. Снова.

Шёл дождь. Тропинка растеклась жирной глиняной грязью. Спину знакомо ломило, и конечности затекли. Она очнулась во внутреннем дворе, лёжа лицом вверх. В сером небе загорались октябрьские звёзды.
- Опять звёзды, - подумала Маша, безо всяких чувств глядя в небо. Опять.
Ей казалось теперь, что дом сам прыгнул на неё сзади, испугался, что потеряет добычу, сонный хищник.
- Ненавижу, - сказала она без ненависти. Нужно было что-то сказать, чтобы понять, что всё ещё жива.
От холода бесполезно было прятаться, он всё равно проникал везде вместе с дождём. Сердце давно замёрзло и едва шевелилось в грудной клетке, скорее – остаточными судорогами, а не полноценными ударами.
- Как же я тебя ненавижу, урод, - сказала она снова и тяжело закашлялась. Лёгкие чуть не вывернулись наизнанку.
- А я тебя люблю, - сказал Рин и радостно засмеялся.
Она помнила, как всё случилось. Дом прыгнул на неё сзади, от злости ударил, потом схватил за шею и втащил обратно, а потом бросил на землю в наказание за попытку побега. Чтобы не повадно было.
- Я никуда не пойду, - протянула Маша в пустоту. Звёзды подмигивали ей. – Я сдохну тут, а ты ничего не сможешь сделать. Понял? Твоя кукла сдохнет.
Перед глазами заплясали белые мухи, черные мухи, разноцветные мухи. Нет, он не даст ей снова потерять сознание и проваляться так до утра. Он теперь хочет поговорить. А чуть раньше он хотел помолчать и потому молчал, когда Маша звала.
- Ах, так значит вот какие у нас стражи порядка? Чуть что – и в кусты, - хохотал Рин. Он просто заливался, колотил кулаками по коленям, хватался за живот. – Ох, ты меня уморишь. Значит, про вас правильно в анекдотах говорят, да? Так я и думал.
Маша поднялась на локте. Лился за шиворот мелкий мерзкий дождь. Она сощурилась, пытаясь в полумраке разглядеть очертания дома, ни одно из окон не светилось. Над степью сошлись плотные сумерки.
Тёмная громада дома уходила высоко в небо, не сосчитать теперь, сколько там этажей. Под рукой оказалась проволока. Маша села, подтянула под себя ноги и задумчиво поковыряла проволокой землю рядом с собой.
- Конечно, разгадывать загадки легче при свете, но раз тебе больше нравится так, пожалуйста, - снова засмеялся Рин. – Мне так даже интереснее.
- Ложись спать, - злобно рыкнула Маша, оглядываясь вокруг. Кристалла она до сих пор не разглядела. Где он спрятан, интересно? Вмурован в стену дома?
- Не люблю рано ложиться, но за предложение спасибо. Я понаблюдаю ещё за тобой.
И снова этот запах, с нотками шалфея, совсем рядом, как будто она уткнулась в терпко пахнущее плечо. Маша крутанулась на месте, вообразив рядом с собой призрак, сумеречный дух из воспоминаний и тонких струек дыма. Сзади был дождь, сзади и вокруг неё был только дождь. Стены дома в полумраке клубились густым дымом.
Она коснулась сырых кирпичей, провела пальцами по стыкам. В крошечном сарае были только метла и ржавая лопата. Ржавая лопата, что с ней делать?
- Поговори со мной, Рин, - печально усмехнулась Маша. Она не думала, что будет так жаждать чужого издевательского голоса. Но этот голос остался единственным лучиком живого в мёртвом мире дождя и размокшей грязи.
Он молчал, шуршал по скатам крыши дождь, и она шла в полумраке, опираясь на стену дома. И едва не провалилась, сделав очередной шаг. Отступив, Маша вгляделась в ушедшую из-под ног землю, присела на корточки. Пальцы нашарили нишу в стене, а в ней – оконное стекло. Полуподвальное окошко, такое низкое, что Маша вряд ли смогла бы пролезть в него, хотя никогда не могла похвастаться особыми габаритами.
Лопата. Как она угадала с ней. Хотя выбор не так уж велик. Через минуту комья земли уже полетели в сторону. Копать было тяжело, сырая глина не поддавалась, а серое небо давало всё меньше света.
Маша в очередной раз присела, чтобы ощупать получившуюся яму. По всему выходило, что окно теперь выйдет открыть полностью – стекло уходило даже ниже, в плотно утрамбованный грунт. Дом проектировал сумасшедший, строил буйнопомешанный, а живёт в нём псих. Никак не иначе.
Она поднялась. Лопата с налипшими на неё комьями грязи казалась неимоверно тяжёлой в уставших руках. Глубоко вдохнуть не получилось. Она давно уже свыклась с болью в груди, там жил хрип и никак не хотел выходить наружу.
Маша ударила без замаха, окно грозно звякнуло, и тут же всё стихло. Она ударила снова, изо всех сил, так что заныли суставы, и на этот раз стёкла хрустнули, рассыпались мелкими осколками.
Дождь неразборчиво зашептал в воцарившейся тишине, и Маша снова вдохнула, чтобы ощутить глубоко внутри трахей притаившийся хрип. Она присела, рукой отламывая остатки острых углов. Теперь уже почти ничего не было видно, но на ощупь проём достаточно расширился, чтобы пролезть в него.
Она упала внутрь. Хотела спрыгнуть, но замёрзшие и ослабевшие руки подвели, пальцы разжались. Под ногами оказался бетонный пол. В тёмной странно пахнущей комнате Маша зашарила руками по стенам и с облегчением щёлкнула выключателем.
Тут же зажглась бледная лампочка под потолком. Через разбитое окно хлестал дождь. Ночная гроза разыгрывалась, и в тёмном небе вспыхнула ветвистая молния. Маша отвернулась от окна.
На гладком полу змеились нарисованные тёмной краской буквы. Она шагнула назад, чтобы разглядеть всю надпись целиком, попала босой ногой в лужу натёкшей воды и едва не вскрикнула.
«Выхода нет».
Тёмные пятна на полу, размазанная кровь.
- Выхода нет, - повторила она вслух, снова скользя взглядом по буквам.
Дождь холодным языком лизнул её спину. Маша обхватила сама себя за плечи, но отступила ещё дальше, к стене. Страшные буквы на полу поползли к её стопам. Она тряхнула головой, надеясь сбросить наваждение, но буквы ползли, это капли дождя размывали краску, и подтёки тянулись по бетону.
Маша с трудом перевела дыхание. В этой комнате на ввинченных в стену полках громоздился ржавый металлолом, обрезки труб все в рыжих пятнах, забытые и никому не нужные вещи, прикоснись – и рассыплются в пыль.
Вряд ли здесь нашлось бы что-то нужное. Маша осторожно прошла к двери, стараясь держаться всё время в облачке света, которое давала тусклая лампа. Покоящийся на полках хлам, боковым зрением выхваченный из полумрака, складывался в сгорбленные силуэты. К её удивлению дверь оказалась открыта.
Вверх вела деревянная лестница, пыльная, но крепкая на вид. Ни одна ступенька не скрипнула под её ногами. Маша вышла в хорошо освещённую гостиную – первую комнату дома-лабиринта, от которой не веяло тихим ужасом.
- Здесь уже лучше, - шепнула она Рину и сощурилась от тепла.
Тяжёлые шторы на окнах почти закрывали от неё мир, оставив только узкую полоску темноты между. Пара кресел, диван с явно дорогой обивкой и книжный шкаф по всю стену. Маша провела пальцем по корешкам книг. Так бывает во сне, когда смотришь в текст, а видишь лишь странные символы. Она не смогла разобрать ни единого слова.
Ноги утонули в мягком ковре. За неё оставались грязные следы на светло-бежевом ворсе, но никто не собирался отчитывать Машу за это. Рин молчал.
Дальше идти было некуда - ни дверей, ни приоткрытых окон. Она не изучила разве что пол под толстым ковром, да потолок, но вряд ли в них были люки.
- Лабиринт закончился, да? – крикнула Маша вверх и покрутилась на месте. Над ней шевельнулись подвески люстры.
И краем глаза она заметила в тёмном окне силуэт. Маша застыла, от страха не в силах даже вздохнуть. Белёсый овал лица словно висел в воздухе, вплотную придвинувшись к стеклу с той стороны. Хлестал дождь. Чёрные провалы глаз смотрели на Машу. Две растопыренные белые ладони были прижаты к окну по обе стороны лица.
Поединок их взглядов длился мгновение, не дольше, потом он оторвался от стекла и растворился в темноте. Пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, Маша шептала себе, как заведённая:
- Маска. Просто маска. Маска и белые перчатки.
Маска. И запах шалфея, нахлынувший на неё снова. Она упала в кресло, не чувствуя под собой ног. Сознание отчаянно умоляло больше не оборачиваться к окну, и в то же время её тянуло взглянуть туда, посмотреть ещё раз, чтобы знать. Просто чтобы знать.
Маша резко поднялась и задёрнула шторы, разом подняв целую тучу пыли, от которой чуть не задохнулась. И тут она вспомнила, что было в ту пятницу.
Пронизанный осенним ветром, но всё равно душный, октябрьский вечер катил по городу вереницами автобусов. Она вышла из магазина, когда пробка на проспекте ещё и не думала рассасываться, и потопала пешком, вместо того, чтобы толкаться в ползущем, как улитка, автобусе.
День выдался очень пасмурным, и стемнело быстро. Маша шла через крошечный сквер, сквозь туманное гавканье собак и разговоры их хозяев, когда вдруг зазвонил мобильный. Запах шалфея – сильный, настойчивый, лез в нос, заставлял чихать. Запах шалфея. Что потом?
Она выдохнула, обнаружив вдруг, что сжимается на самом краю дивана и комкает в руках вышитую подушечку, кисточки которой щекочут ладонь.
- Рин, - сказала она громко, и голос не дрожал. – Как твоё настоящее имя?
Секунды три в окна сыпалась тишина, потом он негромко сказал:
- Ты останешься тут навсегда. Выхода нет.
Она судорожно втянула воздух. Истерики всё равно бы не получилось.
- Без еды и воды я умру максимум через неделю. Зачем тебе всё это? Неужели ты ещё не наигрался? Рин…
- Ты останешься здесь!


Продолжение в комментариях.