Вчера мне сказали, что я депрессивная мрачная личность, пишу чернуху, от которой хочется пойти и повеситься, ну а я что? Я сказала, что это абсолютная правда. Куда от самой себя денешься?
В честь всего этого вот вам кусок "Шёпота мёртвых". Скоро-скоро я его допишу, если не полягу на ниве защиты дисера.

За стенами маленькой котельной гудел ветер. Единственное окно под потолком показывало один и тот же кадр – искорёженную ветку дерева, перечеркнувшую небо наискось.
- Я так устала. – Сабрина села на кровати. Смятое одеяло запуталось у неё в ногах. Сабрина зажмурилась, как от боли, пальцы ткнулись в висок. – Забери меня к себе.
Надя сняла куртку, чтобы расправить, наконец, уставшие крылья. Она набрала воды в чайник и поставила его греться. Электрическая плитка работала здесь назло всему, как и некоторые фонари в городе мёртвых.
- Ты можешь оставаться здесь, сколько хочешь. Но понимаешь, людям плохо у нас. Холодно, голодно, темно. Может быть, когда кончится зима, станет легче.
читать дальше- Нет. – Сабрина зажмурилась ещё крепче. – Я хочу, чтобы ты забрала меня навсегда. Понимаешь?
Чайник всё не закипал. Надя прошла комнату наискось и села на край кровати.
- Ты сошла с ума? – сказала она как можно спокойнее. Хотя в руках уже копилась злая сила. Хотелось ударить по стене, чтобы выместить её. Но при Сабрине было нельзя, и поэтому она только сильнее сжимала кулаки. Так что когти вскрыли её собственную кожу. Но из ранок не потекла даже речная вода – вода заледенела в сосудах. – Ты говоришь ерунду. Любой из нас обменял бы всё, что угодно, лишь бы стать живым. Жить среди людей, а не тянуть жалкое существование здесь. Любой, понимаешь? А ты хочешь прийти сюда добровольно?
- Я хочу, - произнесла Сабрина и открыла глаза. – Отсюда тебе кажется, что жизнь среди людей прекрасна и волшебна? Знаешь, почему Тишина ходит с телохранителями?
Надя усмехнулась.
- Думает, что они защитят её от меня?
- Вряд ли она такая глупая. В первые дни, когда она приехала, попросила кого-нибудь показать ей город. Гном согласился. Он завёл её в какие-то трущобы и там чуть не изнасиловал. Тишина сбежала, а когда вернулась, рассказала всё Седому. И знаешь, что он сказал? Что не верит ей. Что Тишину он знает полчаса, а Гнома – всю жизнь. Что даже если всё так – ничего Тишина не докажет. Никому. Тогда Тишина хотела уехать, но из столицы её уговорили остаться. Прислали телохранителей для успокоения. От Гнома они защитить вполне способны. Ну или от кого ещё, от Психа?
Надя больше не улыбалась.
- А ты ей веришь?
- Я верю, - сказала Сабрина и кивнула на меч. – Думаешь, я хочу с оружием, чтобы от тебя отбиваться?
- Тебя они не тронут.
- Это пока у них полно других вариантов. А если захотят тронуть – то тронут. И Богдан сделает вид, что ничего не случилось. Потому он так рвётся уехать. Чует, что ещё немного, и вокруг все озвереют.
- Если ты веришь, то верю и я. – Не поднимая взгляда, Надя встала. Чайник давно закипел, и нужно было выключить плитку, пока в нём осталось хоть немного воды.
Она не хотела продолжать разговор, потому что не было никаких доводов, чтобы переубедить Сабрину. Всё, что Надя могла бы сказать, было бы или фальшиво, или глупо, или пусто. Она отвернулась, чтобы Сабрина не прочитала это на её лицо.
- Надя, - позвала та, спуская ноги на пол. Зашуршало расправленное покрывало. – Скажи мне, как нужно умереть, чтобы прийти к вам?
Надя резко обернулась, так что кипятком плеснула себе на руку, но не ощутила ровным счётом ничего. Сабрина уже стояла, одетая, с мечом за спиной, с волосами, собранными на затылке. Готовая идти умирать.
- Как? – не выдержала Надя. – Как угодно. Среди нас – самоубийцы, жертвы, неудачники. Умирать можно как угодно. Главное, с ненавистью ко всему миру. Тогда ты наверняка попадёшь в нашу компанию. Вот только если умрёшь спокойно, в своей постели, окружённая внуками и детьми, то извини, ничего не выйдет.
Сабрина серьёзно кивнула ей в ответ, как будто только что получила прямую инструкцию к действию. Надя ощутила, как слабеют руки и ноги, и скоро сил не останется даже на то, чтобы говорить.
- Ты же не думаешь, что я тебя так отпущу? – спросила она, понимая, что голос срывается на вой ветра.
Всё равно – Сабрина умела понимать её в любом случае – и в человеческом тоне, и в вое сквозняков, и в полном молчании, поняла и сейчас. Она смотрела прямо и вдруг улыбнулась – одним уголком губ, словно настоящая улыбка была бы слишком большой роскошью.
- Всё равно, - сказала она, - ты – самое человечное, что осталось в этом городе.