…Я понял, что она не вернётся. Это был не приступ ярости, не игра словами. Она казалась спокойной, как может быть спокоен человек перед эшафотом. Она уже всё приняла и простила – самой себе или мне, не важно.
Я помню её лицо: сегодня слишком бледное с тёмными провалами глаз. Сегодня она мне казалась даже красивее, чем когда-либо, не смотря на чёрные тени, застывшие в её облике. Я помню, как мучительно сильно хотелось мне прикоснуться к её лицу. Как никогда больше.
Шёл дождь. А она не замечала холодных капель.
-Отпусти меня, - попросила она, не поднимая глаз.
Я сделал шаг назад, хотя это и было невыносимо тяжело. Я всё ещё не верил, что она уйдёт. Казалось – протяни руку, и наваждение разрушится. Сказать бы хоть слово, одно слово – останься – и она не бросит меня одного в вечернем парке, посреди умершего города, в центре остановившейся вселенной. Но шёл дождь, из-за него асфальтовая дорога превратилась в чёрный путь. Деревья стояли по её краям изваяниями ночи. Ни одна тень не смела шевельнуться.
-Спасибо, - тихо произнесла И.М.. – Я не знала, что ты сможешь…
-Но ты ведь хотела, чтобы я смог.
Она быстро кивнула, как будто боясь, что я передумаю. Убрала мокрую прядь волос с лица, рука её дрогнула. А я стоял, не в силах пошевелиться. Я словно испытывал судьбу на прочность – уйдёт Маша или нет? Мне бы схватить её за дрожащую руку. Пообещать, что всё изменится, что всё снова будет хорошо. Сорвать с непослушных губ последний поцелуй…
И.М. ушла по чёрной дороге. А деревья ей вслед шептали что-то сокровенное и важное, что – я не понимал. Она всё-таки ушла.
По тёмным улицам с влажными точками фонарей моя душа ещё долго неслась за ней. Заглянуть бы ей в глаза, но страшно не найти там боли.
И тут же воспоминания подхватили эту боль, понесли вглубь прошедших лет, в прошлое, замурованное серым камнем, залитое серым дождём.
-Я же не смогу без тебя, - я не сказал этих слов Маше, а той, другой, сказал. Это было так давно, словно в прошлой жизни. И так унизительно произносить их, зная, что уже ничего не изменишь.
-Сможешь. Все сначала говорят, что не смогут, а потом посмотришь – и смогли, - она раздражённо передёрнула плечами. Подол платья из тёмно-зелёного шёлка колыхнулся: она собиралась уходить.
-Зачем ты так поступаешь? Разве это не предательство? – Вселенский разум, как же жалко звучал мой голос! Не странно, что Даэдра болезненно морщилась.
-Предательство – не предательство! Мы взрослые люди, зачем нам эти сцены!
Я вспоминал, как полчаса назад она надевала это платье – нервно и быстро, не попадая с первого раза в рукава, чуть не разорвав тонкое кружево. А если заглянуть ещё дальше в прошлое, то можно увидеть улыбку на её губах. Покровительственную – с такой улыбкой богатые одаривают нищих детей конфетами. Я тогда старался не замечать эту улыбку, не видел её. Даэдра принимала поцелуи как должное, как должное принимала прикосновения к своему обнажённому телу, мои горячие признания. А ведь уже тогда она знала, как всё кончится. И всё кончилось. Она с раздражением отбросила мои руки, поднялась с постели и стала одеваться. Бросила сквозь зубы:
-Нам лучше расстаться.
Спрашивать, почему, я не стал. И так ведь знал прекрасно – из-за того, что я никогда не стану Императором.
А она надеялась и ждала. Три года.
@темы:
Творчество